73-летний старик приютил у себя молодую женщину, которую нашел на болоте, а на следующий день вся деревня замерла от ее криков. Когда соседка зашла в его дом — обомлела от увиденного…
Галина проснулась раньше петухов, как и всегда.
В ее доме еще царила темнота, словно сама ночь не хотела уступать свои владения новому дню. Но деревенская женщина привыкла подниматься с первыми проблесками света, даже если он едва пробивался через плотный туман. Сон для слабых, а работа для сильных, так она любила шутить, завязывая цветастый платок на седых волосах.
Но сегодня ее привычная бодрость была омрачена каким-то необъяснимым беспокойством. Будто в тишине утреннего мира притаился невидимый наблюдатель, следящий за каждым шагом. Галина выглянула в окно.
За стеклом деревни еще спала, укутанная в серебристый саван тумана. Окна домов, словно молчаливые глаза, смотрели в никуда. Только лай собаки вдалеке напоминал, что жизнь здесь не останавливается.
Ее руки автоматически потянулись к заветной корзине, спутнице всех походов за грибами. Деревенские леса в этот сезон щедро одаривали тех, кто знал их тайные тропы. Галина гордилась своей способностью находить самые укромные грибные места, будто сама природа делилась с ней своими секретами.
Когда Галина вышла за порог, ее обдало холодным утренним воздухом. Мир вокруг словно затаил дыхание. Даже ветер, обычно гуляющий по дворам, сегодня притих.
«Не нравится мне это», – пробормотала она, притягивая к себе шерстяной платок. «Но кто, если не я?» Грибы сами себя не соберут. Шаг за шагом она приближалась к краю деревни.
Дома здесь стояли как старики, согнувшиеся от времени и ветров. Их покосившиеся крыши напоминали шляпы, сдвинутые на бок, а окна – усталые глаза, которые видели слишком много. На одном из таких крыльцов сидел Петр.
Его сгорбленная фигура будто сливалась с утренним сумраком. Он был как дух этой деревни. Вечный, неизменный.
«Галка, куда это ты с утра пораньше?» Небось к ухажеру такая нарядная. Его голос был хриплым, как старый замок, который давно не открывали. Галина вздрогнула.
Даже зная, что Петр часто сидит здесь, она никак не ожидала услышать его именно сейчас. «За грибами, Петр, куда мне в моем возрасте к ухажерам? Жили вон с Сашкой душа в душу полвека. А как его не стало, так я уже и не интересуюсь мужчинами, уже бабушка давно», – ответила она.
«Петр, почему ты после Марины так и не женился?» Поинтересовалась Галя, ее голос прозвучал чуть укоризненно, но с искренним сочувствием. «Тебе ведь еще сорока не было, когда ты остался один. Помню, как за тобой наши бабы бегали табуном».
Галя не заметила, как тень легкой грусти скользнула по лицу мужчины. Он отвел взгляд, словно пряча что-то слишком личное. «Галь, ты ведь по грибы торопилась», – сухо бросил он, делая жест рукой в сторону леса.
«Иди уже, пока из соседних деревень не набежали». «Грибы. Дело хитрое, кто раньше встал, того и тапки».
«Ну ты, как всегда», – проворчала Галя, поднимая корзинку. «Сам меня остановил, сам и сердишься. Не хочешь? Не говори.
А мне пора. Да ну тебя, Петр!» Она направилась к лесу, даже не оглянувшись. Петр долго смотрел ей вслед, покачивая головой и наконец пробормотал себе под нос.
«Вот ведь, сорока!» Все ей надо знать. Петр вздохнул тяжело, как человек, привыкший нести груз воспоминаний. Воспоминания, которые тяготили его больше, чем деревенская работа.
Он никогда не делился с другими историей своей жизни. Не мог. Да и зачем? Сельчане все равно додумывают за тебя то, что им интересно.
Когда-то он был счастлив. Он любил Марину так, как мужчина может любить женщину, ставшую для него центром мира. Единственное, чего не хватало в их семье, это детей.
Но тогда никто не говорил о современных способах лечения бесплодия. Оставалось только верить в чудо. И Марина верила.
И это чудо действительно произошло. Сначала беременности Петр носил ее на руках, будто боялся, что она сломается. Он представлял, как их малыш сделает их семью по-настоящему полной, принесет радость в дом.
Но судьба решила иначе. На восьмом месяце беременности Марина почувствовала резкое недомогание. Врачи отправили ее в больницу и уже на следующий день приняли решение о срочной операции.
Роды были тяжелыми. Слишком тяжелыми. Марина не пережила их.
И малыш тоже. Он даже не успел вдохнуть воздух. В тот день Петр впервые закричал, как раненый зверь.
Его крик разносился по коридорам больницы, пока он не рухнул на кафельный пол. Врачи разводили руками, повторяя, что ничего нельзя было сделать. Так бывает.
Нам очень жаль, тихо сказала акушерка, но эти слова ничего не изменили. После похорон Петр замкнулся в себе. Он не мог понять, почему жизнь так жестока.
С каждым годом его горе все глубже проникало в его душу, и он все больше отдалялся от людей. Наконец, он перебрался в деревню, где родилась Марина. Ее родной дом стал его убежищем.
Здесь он жил один, как отшельник, предпочитая тишину шуму чужих голосов. Деревенские жители обходили его стороной. Для них он был чужим, нелюдимым.
Лишь Галя иногда пыталась поговорить с ним. Иногда даже сплетничала о нем, добавляя к рассказам то, что он никогда не говорил. И все же Петр продолжал жить, как умел.
Но однажды все изменилось. К нему постучался незнакомец. Тот что-то сказал, и Петр, недолго думая, впустил его в дом.
Через полчаса оттуда донесся страшный крик. Никто не знал, что происходило за закрытой дверью. Наутро незнакомец ушел, а Петр продолжил жить, как ни в чем не бывало.
Со временем такие гости стали появляться чаще. Каждый раз после их ухода, деревня сотрясалась от слухов, кто эти люди, что им нужно. Петр ничего не объяснял, а на спросы только мрачно хмурился.
И вот теперь, направляясь в лес, Галя невольно думала о нелюдимом соседе. Ее не покидало ощущение, что за его молчанием кроется что-то большее, чем простая горечь утрат. Дорога в лес была знакома, но сегодня она казалась другой.
Туман лежал на земле плотным одеялом, скрывая тропинки, и деревья выглядели выше, чем обычно. Их темные силуэты напоминали гигантов, замерших в ожидании. Казалось, что сама природа что-то скрывает.
Нельзя думать о плохом, сказала себе Галина, чтобы отогнать наваждение. Лес не любит тех, кто боится. Шаг за шагом она углублялась в чащу.
Корзина наполнялась под березовиками и лисичками, а сердце постепенно успокаивалось. Но что-то все-таки тревожило ее. Каждый шорох, каждый хруст ветки под ногой казался слишком громким.
И вдруг, совсем неожиданно, Галина услышала звук, которого не должно было быть. Стон. Тихий, едва различимый, он словно исходил из самого воздуха.
Женщина замерла. Ее сердце заколотилось, а пальцы вцепились в ручку корзины. «Кто здесь?» — крикнула она, надеясь, что это всего лишь игра ее воображения.
Ответом был новый стон. На этот раз громче. Он доносился из глубины леса, оттуда, где раскинулось старое болото.
«Боже!» — прошептала Галина, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Она сделала шаг вперед, затем другой. Лес словно пытался остановить ее, ветки хватали за рукава, корни цеплялись за сапоги.
Но любопытство, или чувство долга, гнало ее вперед. Когда она наконец добралась до болота, перед ее глазами предстала жуткая картина…
