Акушерка купила у старенької бабусі на трасі банку солінь. А коли відкрила її у відділені і пригостила вагітну, ЗАЦІПЕНІЛА від побаченого…

— Во-первых, я давно уже живу отдельно от мамы, так что прятаться мне ни к чему. — Вот как? — Да, я просто заезжаю ее навестить. — И привозите ванильные конфеты? — прищурилась Ольга.

Опять мимо. Мама предпочитает ромовые. — А запах ванили? — Просто я курю в машине.

Вот. Григорий вытащил из бардачка помятую пачку. — Сигарилы такие, с ванильной пропиткой.

Хотите попробовать? — Я не курю, — высокомерно заявила девушка, но в глазах у нее плескался смех. Григорий оценил это. — Тогда я тоже брошу.

Пачка полетела на заднее сиденье. — Доберемся до какой-нибудь урны. Там и выбросим.

Он вырулил с парковки. А насчет мамы вы не волнуйтесь. Думаю, я смогу ее уговорить.

— Уверены? — грустно спросила Ольга. Но зачем он снова начал этот разговор? Ведь она уже почти успокоилась. — Уверен, — сказал Григорий после минутного раздумья.

И почему-то Ольге сразу захотелось ему поверить. Дом был старым, неухоженным. Балконы жильцы использовали как склад для того особенного вида хлама, который уже ни на что не годен, но выбросить его почему-то жалко.

И вот в этом доме жила Наташа со своей крошкой. — Это здесь, — сказала Ольга. — Хотите, чтобы мы пошли с вами? Авдотья Михайловна посмотрела вверх, туда, где на четвертом этаже светились Наташины окна.

— Я нет. — Наверное, я лучше сама. Вы посидите здесь, подождите.

Она вышла из машины и направилась к подъезду. — Как ты думаешь, Наташа простит ее? — с тревогой спросила Ольга. Григорий взял ее руку, крепко жал своей.

От этого ласкового прикосновения девушке стало немного спокойнее. — Я не знаю, — ответил он. Но теперь у нее, по крайней мере, появится шанс простить.

А у мамы — получить прощение. Это нужно им обеим. Авдотья Сажнева остановилась перед обшарпанной старой дверью.

Никакого металла, никакого дерева. Типовая рухлядь, обитая клеенкой. На такую только налечь плечом и выдавишь.

Господи, как живет ее дочь! Сажнева позвонила. Наташа открыла сразу. Так, словно стояла за дверью в ожидании звонка.

А может быть, так оно и было? Наверняка Ольга с Гришей постарались ее подготовить. — Здравствуйте, — без улыбки сказала хозяйка. — Можете не представляться, мне Оля говорила насчет вас.

И сын у вас хороший. Поздравляю! — Твой брат, уточнила женщина. Мой сын — твой младший брат.

А вот это Наташа скрестила руки на груди. Большой вопрос. Отцы у нас разные, а вы… Ему вы были матерью, а меня к детдому подбросили.

Выходит, мне вы тетка чужая. Из квартиры раздался детский плач. — Я не могу говорить, дочка расплакалась.

— Можно посмотреть на нее? — спросила Сажнева. Наташа раздраженно махнула рукой. — Да делайте, что хотите, не до вас.

Войдя в тесную квартиру Наташи, сердце женщины невольно поежилось. Слишком уж сильно здесь все походило на комнату, которую она, Авдотья Сажнева, снимала когда-то. Один в один.

Наташа достала дочку из коляски и уложила на диван. А мы, оказывается, мокрые девочки, заварковала она, снимая с малышки ползунки. Мама сейчас переоденет свою красавицу.

Авдотья Михайловна опустилась на колени рядом с диваном. Малышка с любопытством посмотрела на нее. Сердце женщины сжалось коротко и болезненно.

— Как она похожа на тебя, Наташа. Ты совсем такая же была. Подожди.

Она мягко отстранила девушку. Дай я ее переодену. Малышка совсем не боялась чужих рук с незнакомым запахом.

Даже наоборот, засмеялась, когда Сажнева легонько потрепала ее по животику. — Ну вот. Авдотья Михайловна застегнула последнюю кнопку на ползунках и бережно подняла на руки девочку.

— А теперь иди к маме. Наташа приложила дочку к груди и снова посмотрела на мать, но уже без прежней холодности. — Прости меня, девочка.

Не вставая с колен, проговорила женщина. — Я так перед тобой виновата. Век от стыда не отмыться.

Она уткнулась лицом в ладони, и голос ее зазвучал глухо. — Я не знаю, чем оправдаться, потому что оправданий нет. И что делать теперь тоже не знаю.

Наташа на руках коснулась ее волос. — Не плачь, мамочка. Чего о прошлом думать, когда будущее есть.

Смотри, внучка у тебя какая родилась. По деревенскому домишке было жарко натоплено. А может быть, это просто воздух прогрелся от людского дыхания.

Авдотья Михайловна сидела рядом со старенькой матерью. А с другой стороны стола смотрела на старушку Наташа со спящей дочкой на руках. — Я думала, — сказала Сажнева, — тебе только деньги нужны от меня.

Старушка ответила ей суровым, хотя и затуманенным слезами взглядом. — Дочка, дочка, я ж твоих денежек и игрушек и не тронула. Все до копеечки на книжку складывала.

Думала, ты молодая, всякая жизнь повернуться может. А вдруг деньги будут нужны? Я бы их тебе тут же и дала. Они и сейчас все целы.

На книжку положила, там и лежат. И Сажнева громко разрыдалась в материнское плечо. — Ну не реви, не реви, — проворчала старушка.

— Придумала тоже реветь. Нам теперь только радоваться. — Вы оказались правы, Сергей Анатольевич, — сказала Ольга.

Она сидела в его квартире на кухне, стены которой были расписаны райскими мотивами. Пила ароматный чай и рассказывала обо всем, что случилось с момента их последней встречи. — Когда я всю историю их распутала, там было много такого, что лучше и не знать, наверное.

— Вот как? — А я предупреждал, наставительно сказал мужчина. — Ну чего уж теперь, выброси из головы. — Не получится.

Виновата вздохнула Ольга и тут же улыбнулась. — Я ведь за сына Авдотьи Михайловны замуж выхожу. — Ну, — изумился Сергей Анатольевич, — за Гришку.

Вот это номер, Ольга. Ну дай вам бог всего наилучшего. По-моему, он неплохой парень…