Тихо горели свечи в полумраке церковного зала. У иконы, святой римской мученицы Надежды, тихонько стояла пожилая женщина в чёрном платке. Она молилась беззвучно, время от времени осеняя себя крестом.
Большая восковая свеча в её руке горела ровно. Пламя лишь слегка колыхалось, когда старушка снова крестилась. Она бы так и стояла ещё долго, но услышала знакомый голос, эхом донёсшийся от входа в храм.
Пришёл батюшка и с кем-то разговаривал у дверей. Второго голоса слышно не было, да и слова было не разобрать. Но женщина и не думала прислушиваться к чужому разговору.
Она просто обрадовалась возможности поговорить с батюшкой или хотя бы попросить у него благословения. Она уже закончила молитву и просто стояла у иконы своей святой покровительницы. Смотрела на пламя свечи и ждала, когда батюшка закончит свой разговор и освободится.
Но голос всё так же эхом разносился по сводам храма, не приближаясь, но не отдаляясь. Женщина хотела снова помолиться, но все её мысли теперь были сосредоточены на ожидании разговора со священником. И она не стала начинать молитву, раз мысли были заняты другим.
Свеча медленно горела в её руке. Женщина ждала долго и, наконец, не выдержала. Она снова перекрестилась, приткнула свою свечу в подсвечник перед иконой и решила идти к выходу.
Там она увидится с батюшкой и всё же хотя бы попросит благословения. А поговорить она может прийти и завтра, раз он сегодня так занят. Женщина тихонько пошла в сторону выхода.
Голоса смолкли, послышали стихи и звуки шагов. Батюшка шёл ей навстречу. Он был явно чем-то озабочен и даже опечален.
Она даже смутилась, подумала, что ему явно не до неё. Стоит ли отвлекать его сейчас? Но батюшка уже заметил свою постоянную прихожанку и направился к ней. «Добрый вечер, Надежда Ивановна! Вы сегодня опять приходили молиться.
Как вы себя чувствуете, всё так же или уже лучше?» Словно от тепла его слов растаяли её усилия быть сдержанной и спокойной. Еле сдерживаемые рыдания снова подступили к горлу, слёзы покатились из несчастных глаз. Она зажала платочком рот и просто сжалась, пытаясь сдержать плач.
Батюшка заботливо обнял несчастную за плечо. «Крепитесь, милая, крепитесь, тут уж ничего не поделаешь. Всем нам когда-нибудь приходится терять самых дорогих людей.
Вы поплачьте, поплачьте, а я помолюсь за вас. И за вашу семью я молюсь ежедневно и ежиночно. Пройдёт время, и вам станет легче…
Не сомневайтесь, Господь не оставит нас. Вы присядьте здесь на лавочку, присядьте, хотите, я с вами побуду, хотите, вместе помолимся. Женщина только кивала головой.
Рыдания не давали ей сказать ни слова. Она присела на лавочку и просто слушала, как батюшка молится рядом с ней, просит Бога за её погибшего мужа и сына. Две недели назад они разбились на машине.
Батюшка тогда отпевал их, да и потом навещал её, поддерживал, приглашал прийти в церковь помолиться. Он видел, как тяжело переживает эта женщина гибель всей своей семьи. Она и раньше часто приходила молиться, и мужа приводила по праздникам.
Бывало, что и с сыном заходила. Батюшка её хорошо помнил. Ему было очень жаль эту милую женщину, в один миг превратившуюся в седую старуху.
Жутко было видеть, как вся жизнь одной из прихожанок разбилась в дребезги по вине пьяного водителя, вылетевшего на встречку. Бедная женщина до сих пор не могла прийти в себя после пережитого. Хорошо, что она приходит и молится.
Лучше бы она плакала здесь, в церкви, чем в опустевшей квартире в полном одиночестве. Здесь ей могут помочь, поддержать, утешить, помолиться вместе с ней. А дома всё только ещё больше нагнетает состояние одиночества и страшные потери.
Все вещи в доме напоминают о любимых, которых уже нет. В этом кресле всегда по вечерам муж смотрел любимый криминальный сериал, а тут на такте отдыхал сын после смены. Он ещё жил с родителями, хотя уже планировал самостоятельную жизнь.
У него была девушка, и сын собирался сделать ей предложение. Он думал уже после свадьбы переехать и жить отдельно от родителей. Он уже начал заниматься поисками жилья, но не успел.
Ей до сих пор звонят агенты по недвижимости, предлагают хорошие варианты недорогих квартир для сына, а она рыдает в трубку и говорит, что сын умер, и сил нет слушать в телефоне стандартные фразы соболезнования от незнакомых людей. Сейчас она возьмёт себя в руки и пойдёт домой. Сегодня она плакала намного меньше, чем даже пару дней назад.
Её действительно успокаивает атмосфера вечернего храма. Тихое потрескивание свечей у икон. Особенно когда другие прихожане уходят, и она остаётся одна в тишине, наедине со своими молитвами, с Богом.
Удивительно, что здесь есть покойнее быть одной, когда никого нет рядом. А дома это одиночество, и тишина просто убивает её. Ей всё время кажется, что сейчас муж выйдет с кухни, вытирая руки кухонным полотенцем, и спросит что-нибудь про солёные огурчики или маринованные грибочки.
Он очень любил разные соленья, квашеную капусту, острую морковку по корейскому рецепту, баклажаны, маринованные кабачки, солёные помидорчики и хрустящие малосольные огурчики. Надежда почти сама не ела такого, но много готовила для мужа. В гараже весь большой подвал был заставлен консервацией, и каждый год надо было летом снова его наполнять.
Она столько разных рецептов собрала, столько разных вкусностей для любимого мужа, одни маринованные сливы, чего стоит, а подмочённые яблочки муж даже настоящий бочонок раздобыл. Они с сыном без закусочки никогда за стол не садились. Хоть алкоголь почти не употребляли, только по большим праздникам и то немного, а вот маринованных грибочков перед ужином для аппетита всегда любили перекусить.
И кому теперь всё это? Кто теперь будет кушать её разносолы? Кому варить рассольник, для кого лепить пельмени? О ком теперь заботиться? Ради кого жить? Надежда была абсолютно потеряна в этом жутком одиночестве и никому не нужности. Она не понимала, как ей жить дальше. Просто проживала день, стараясь не разрыдаться вновь.
Может, ей надо было чем-то занять руки, но в доме её всегда был порядок, всё прибрано и чистенько. Она занималась рутиной уборкой на автомате, не задумываясь и не отвлекаясь. Да и убирать-то особо нечего, небольшая стандартная двухкомнатная квартирка.
В маленькой спальне только шифонер и трюмо, и большая двуспальная кровать, в которой ей теперь так пусто без мужа. В зале круглообеденный стол посреди комнаты, два кресла, в которых они с мужем сидели по вечерам перед телевизором, сервант и такта сына, в углу небольшой шкаф с его одеждой и книжные полки на стене. Кушали они всегда здесь, и кухонька была просто крохотная, так что вся семья там просто бы не поместилась за маленьким столом.
Обычная панельная квартира, без излишеств со всем необходимым. Вот только оказалось, что самое необходимое в квартире – это люди. Это родные лица, весёлые шутки, обсуждение последних новостей и планы на выходные…
Без всего этого смысл теряется, вот эти фарфоровые чашечки и кружевные салфеточки никому не нужны. Фиалки на окне цветут, но не радуют глаз. Удочки сложены на балконе, дорогие спиннинги и новый подсак.
Кто теперь возьмёт их в руки, кто будет ходить на рыбалку по воскресеньям и возвращаться счастливым с тремя карасиками в сетке? После молитвы и благословения Надежда Ивановна пошла домой. Она старалась не думать, что её там никто не ждёт, что, открыв дверь, она войдёт в тёмный коридор, включит свет и в тишине будет снимать обувь, вешать пальто на вешалку. Потом она включит телевизор, но не будет его смотреть и даже слушать, просто чтобы не было тишины.
Чай с мелисой и мятные пряники на ужин. Она совсем потеряла аппетит. Поначалу готовила по привычке, а потом понимала, что она не съест сама целую сковородку нажаренной картошки, которую раньше едва хватало на двоих здоровых мужиков с отменным аппетитом.
И макарон наварила целую кастрюлю, забыв, что теперь одна её будет есть. Она будет ходить по пустой квартире и не знать, куда себя деть. Раньше у неё была столько забот, что и присесть некогда было.
Всё думала, мечтала о том счастливом времени, когда у неё будет меньше домашней работы и больше времени на отдых. И вот теперь ей не надо много стирать, гладить, готовить, меньше можно заниматься уборкой. А счастья нет и не будет от такой пустой жизни.
Батюшка в прошлый раз предложил ей завести маленького щенка или котёнка, и это действительно была бы неплохая идея. В квартире был бы кто-нибудь живой, кроме неё. Можно было бы с ним поговорить, было бы за кем ухаживать, кого любить.
Она так и сделает, только попозже. А сейчас Надежда ещё не готова впустить в свою жизнь кого-то нового. Завтра она снова пойдёт в церковь, снова будет молиться и искать утешение, смирение, примирение с жестокой действительностью.
А пока её ждала большая постель, на второй половине которой будет снова пусто. Надежда лежала и смотрела в потолок, на стену. Следила, как от свет фар проезжавших по улице машин двигался от верхнего угла под потолком по диагонали к нижнему углу стены.
И снова, и снова. И так с каждой машиной, ехавшей по ночной улице недалеко от дома, Надежда не спала, она просто лежала с открытыми глазами. Ни о чём не думала, просто не могла уснуть.
Сон приходил только под утро, тяжёлый, тёмный, без каких-то видений, просто она погружалась в темноту и ничего не чувствовала, не ощущала. Пока не понимала, что пора просыпаться, открывать глаза и выныривать из этого вязкого забытия, не приносящего ни отдыха, ни удовлетворения, как раньше. Последний раз ей снился сон накануне похорон, яркий и цветной.
Она видела своих, в последний раз. Они были как живые, улыбались и кивали приветливо. Только были на расстоянии, и она не могла подойти и обнять их.
Зато муж обнимал сына за плечи, а тот прислонился к нему, как раньше, и тоже улыбался ей, поднял руку, словно хотел помахать на прощание. Она никому не говорила об этом странном сне. Хотя, почему странном? Она же тогда только о них и думала.
Вот мозг и показал ей её мысли. Разве можно предполагать, что это их души приходили с ней проститься? Надежда всё ждала, хотела снова увидеть во сне, но слов с тех пор больше не было, вообще никаких. И она лежала в кровати, ждала, когда провалится в тёмное забытие, уже не надеялась ни на что.
На следующий день Надежда снова после обеда пошла в церковь. Она надеялась снова увидеть батюшку, может поговорить с ним. Эти беседы успокаивали её, и слова, и спокойный мягкий тон, и уверенный голос, и ей было легче потом прожить ещё один день, ещё одну ночь одиночества.
Но батюшка она увидела только мельком. На крыльце у входа в храм он дал парню яблоко и пакетик с парой пирожков, приобнял его за плечо, что-то сказал и быстро ушёл внутрь. Надежда видела этого парня почти каждый день в церкви.
Она обратила внимание на его худощавую фигурку, светлые волосы и такие беззащитные оттопыренные уши. Она когда-то стояла позади него и увидела, как он молится, точнее видела его плечи, тонкую шею и уши эти, торчащие так наивно. И вот он опять снова в церкви…
Взял у батюшки яблоко и пакетик с пирожками, поклонился ему благодарственно и почти сразу принялся есть один из пирожков в пакете. Отходя в сторону, чтобы никому не мешать на крыльце, он с жадностью и трепетом очень голодного ребёнка откусывал пирожок, склоняясь к нему, даже слегка сгорбившись, словно стеснялся есть на людях. Надежда не стала его смущать и глазеть на то, как парень кушает.
Она прежним шагом прошла к открытым дверям, но зайдя внутрь, Надежда не двинулась привычным маршрутом. Она остановилась и повернулась назад. Стоя внутри, ей хорошо был виден двор перед храмом.
Она продолжала смотреть на парня. Вокруг никого не было. Он был один, но продолжал есть так, словно на него смотрит огромная толпа, и все его высвистывают и высмеивают.
Поднятые, сутулившиеся плечи, втянутая голова, сгорбленная спина говорили о многом. Надежда увидела, как он вытер тыльной стороной ладони щеку под глазами, потом вторую. Ей даже показалось, что она услышала, как он шмыгнул носом.
Она поняла, что значило это движение. Он вытер слезы на щеках, так обычно делают дети. У Надежды вдруг защипало в носу.
Она снова готова была расплакаться, но при этом она почему-то испытывала совсем другие чувства. Еще вчера она жалела себя и свое горе, ей пекло в груди от боли утраты, а сейчас ей было до слез обидно за этого парня, украдкой евшего те два пирожка. Видно же было, что парень неплохой, аккуратный, чистоплотный.
Но почему он так несчастен? Кто его обижает? Почему он так голоден, что даже батюшка его подкармливает? Вот он ест яблоко, держит его обеими руками, жадно откусывает, торопится, словно у него могут это яблоко отобрать. Надежда вдруг с ожилением подумала, что хоть и заходила в магазин, но так ничего и не купила из продуктов. Только хлеба серого половину булки.
Ей же теперь не надо батон белого хлеба на каждый день. А сама Анна любит серый, ей этой половинки на несколько дней хватит. Хотя, пожалуй, и не хватит.
Похоже, ей опять придется идти за хлебом. Надежда вдруг даже сама не поняла, почему, но она вышла на улицу и направилась к парню, заканчивавшему кушать яблоко. Она подошла и достала из сумки свой серый хлеб и протянула ему.
Парень поднял на нее слегка испуганные и очень удивленные глаза. Такие синие-синие, по-детски наивные и абсолютно беспомощные. Надежда не выдержала этого взгляда.
Она опустила глаза на свой хлеб, который протягивала ему. «Возьми, он свежий, я только что купила. Просто серый полезнее для здоровья.
Вот я его все время и покупаю. Бери-бери». Она настойчиво протягивала ему запакованный в магазинной пакете кусок буханки.
Парень перевел глаза и как-то недоверчиво посмотрел на ее хлеб. Несмело протянул руку. Надежда не стала ждать, пока он будет колебаться.
Она вложила ему в эту руку пол батона и погрузилась в недра своей сумочки. Только две барбариски затерялись во внутреннем кармане. Надежда и их уже протягивала парню.
«Вот вы где, я вам уже даже домой позвонил. Как замечательно, что вы пришли сегодня, Надежда Ивановна. Я смотрю, вы даже уже сами с Ильей познакомились».
К ним спешил батюшка. Оказалось, что он уже перебрал и передумал все варианты, как может помочь Илье, и ничего не получалось. На Надежду Ивановну была последняя надежда.
Они все при этих словах батюшке заулыбались. Надежда улыбалась смущенно, а Илья как-то несмело, но все же радостно. А батюшка объяснил, что Илья последний год детства провел в интернате.
До этого его воспитывала его бабушка Ефросинья, а когда ее не стало, Илью поместили в этот злосчастный интернат. После совершеннолетия ему выдали комнату во взрослом общежитии. И вот теперь Илья там мучается, жуткие соседи-алкоголики все воруют из его комнаты, постоянно ломают ему замок.
У него просто безвыходное положение, и помочь некому. Он бы мог сдавать эту комнату, там даже в самом общежитии среди соседей есть желающие ее арендовать, но вот самому куда податься. А батюшка подумал, что если уж Надежда Ивановна осталась совсем одна в своей квартире, то почему бы и не сдать одну комнатку парню, и ей доход, и ему будет переночевать без страха…
Да и вдвоем все же веселее, чем поодиночке переживать свои проблемы. Так вот батюшка даже может немного помочь и дать своих денег на аренду комнаты у Надежды Ивановны, а тут свой доход от сдачи кому-нибудь в аренду своей комнатушки Илья получит в лучшем случае через месяц. Да не надо мне никакой аренды.
Плечи Ильи поникли, он упустил голову и смотрел на землю, а Надежда продолжала. Илья же может для начала просто так у меня погостить, а вдруг ему не понравится, вдруг захочет себе что-нибудь иное подобрать, а если захочет остаться, то пускай остается. Илья с удивлением смотрел на нее.
Ей не нужны деньги? Она может его приютить просто так? Хоть на время? Похоже, что ему давно никто ничего хорошего в этой жизни не делал. Он никак не мог поверить, что чужой абсолютно посторонний человек может отнестись к нему с добротой. Надежда сразу забрала Илью домой, она даже не стала возвращаться в храм и ставить свечки, как обычно.
Она вела Илью за руку, тактично расспрашивала его по дороге, что он любит кушать, будет ли он вместе с ней на ужин жареную картошку, а утром овсянку. В свою комнату он потом сходит, заберет личные вещи и договорится о сдаче ее соседки, которая уже интересовалась пару раз. А сейчас он даже может примерить что-нибудь из оставшейся после сына одежды.
А старушка, у старушки рука не поднялась выбросить ее, а отдать было некому, вот и пригодится. Илья вел себя очень стесненно, скромно, было видно, что он смущается. Ему словно неудобно было кушать столько картошки, а Надежда Ивановна всё подкладывала ему добавку.
А потом они пили вместе мелисовый чай с мёдом и мятными пряниками. По телевизору показывали какой-то концерт, и они сели его смотреть вдвоем. Илье нравились песни, которые они слушали.
А Надежда не могла отогнать от себя ощущение, что Илья смотрит на нее глазами дворняги, которые вдруг приласкали. Потом она постелила ему на тахте, где всегда спал ее сын, а сама пошла к себе в спальню. Какой же сегодня необычный день, она впервые снова почувствовала себя нужной, необходимой кому-то, и так хотелось обогреть, приласкать этого парня, так хотелось о нем заботиться.
Надежда долго лежала в ночной тишине. Она совсем не шевелилась и ждала того момента, когда снова провалится в черный мрак сна без сновидений. Но тут она услышала какой-то шорох.
А, это же Илья в той комнате. Но нет, уже не в той комнате, а тихонько прокрадывается сюда в спальню. Надежда смотрела на него сквозь щелочки полуприкрытых век.
Ее глаза уже давно привыкли к полумраку ночной комнаты. Она отчетливо видела крадущийся силуэт парня. Она затаила дыхание, не шевелилась, а сердце просто бешено колотилось в груди.
Он что-то держит в руках, что-то небольшое. Остановился у ее головы и стоит не уходит, может, сомневается, стоит ли совершить задуманное. Господи, что же он задумал? Что у него в голове? Ведь она его совсем не знает, а вдруг он? В этот момент он склонился над ее лицом почти вплотную…
Его рука скользнула ей под подушку и сразу же убралась оттуда. Надежда только почувствовала, как на секунду приподнялся край подушки под ее головой. Илья отодвинулся и так же крадучись стал пятиться к двери.
Когда он уже почти вышел в коридор, Надежда не выдержала. «Илюша, это ты? Ты что-то хотел?», спросила она негромко. «Все хорошо, Надежда Ивановна.
Спите». Но она уже приподнялась на кровати и потянулась включить ночнику изголовья. Илья прикрылся рукой от света, резко ударившего по глаза.
Надежда Ивановна полезла рукой под подушку и нащупала там небольшой совсем плоский и тонкий предмет. Она даже его сначала пропустила, но потом все же нашла. На кусочке заламинированого квадратного картона она рассмотрела лик Божьей Матери на фоне темно-синего звездного неба.
Она узнала эту икону Остробрамской Божьей Матери. Ламинат по краям обтрепался, было видно, что она далеко не новая. «Это икона моей бабушки Евросиньи».
Она каждый вечер перед сном молилась ей и потом клала себе под подушку. А когда мне было плохо и тоскливо, когда я вспоминал свою маму и плакал, то она читала свою молитву надо мной и клала иконку мне. Я слышал, как вы плачете, как тяжело вздыхаете, вот и решил положить ее вам.
Я думал, что вы уже задремали и не хотел вас будить беспокоить. Надежда Ивановна была шокирована этой откровенностью, этой искренней заботой о ней. Ведь у парня больше ничего в этой жизни не было дороже этой затертой иконке, доставшейся ему в память о последнем родном человеке в его жизни.
И ведь молитва и иконка под подушкой нужны были ему самому. А он принес ее Надежде, чужому человеку, которого знает-то всего полдня. Но он дал ей самое дорогое, что у него было.
Надежда не выдержала, она поднялась в постели, подошла и обняла Илью. Она плакала. Но слезы эти были искренней благодарности и любви к этому мальчишке, заполнившему ее пустоту, ставшему ее сыном вот так просто и навсегда, безо всяких документов и условностей, просто сыном, для которого она постарается быть самой заботливой и любящей матерью.
В ту ночь она впервые за долгое время снова увидела сон, цветной и яркий. Она снова видела своего мужа и сына. Они вдвоем снова стояли вместе, обнимались и улыбались ей.
Только сейчас это были какие-то другие уловки, словно они ее одобряли, хвалили, радовались за нее. Муж утвердительно кивнул головой, а сын поднял руку в прощальном жесте, как и тогда. Только теперь Надежда была уверена, что они попрощались с ней, теперь уже навсегда.
Надежда проснулась с мокрым от слез лицом. Но она улыбалась, словно солнышко взошло в ее жизни снова. Ей было легко и спокойно.
Она поискала рукой под подушкой и достала маленькую заламинированую репродукцией иконки Остробрамской Божьей Матери. С благодарностью посмотрела на ее лик. Положила ее на подушку и поспешила тихонько на кухню.
Эх, жаль, что нет яиц, закончились. Ну ладно, сегодня, значит, на завтрак будет овсянка. А завтра утром она приготовит Илюше блинчики и варенье крыжовниковое надо бы открыть…
Они позавтракали, а потом Надежда открыла шкаф. Нельзя сказать, что они были богачами, но у них было все, что нужно для жизни, а у сына все, что считалось модным. Илья, иди, мы с тобой сейчас примерочную устроим.
Илья снова смущался. Он с интересом рассматривал вещи сына, что-то даже осторожно трогал рукой. У него никогда не было таких вещей.
Их не то, что носить, их даже трогать страшно ему. Кое-что оказалось пору, но некоторые вещи Надежда отложила в сторону. Она видела, как понравились они Илье, но были чуть великоваты.
Ничего, руки у нее из нужного места растут, подошьет. А Илья надел спортивный костюм, который сын совсем недавно купил и очень любил. Надежда даже дыхание задержала, как будто сын в комнате появился, только похудел немного.
Ничего, они справятся, все будет хорошо. Илья, а ты работаешь? Да, меня дворником устроили. Дворником? А специальность у тебя какая? Нас за детского дома учили, я токарь, правда, с таким образованием меня никуда не берут.
Говорят, что опыта нет, что не умею ничего. Илья, но нужно учиться, да и дворник – это не работа для молодого парня. Я сейчас схожу к своим знакомым, уверена, они нам помогут.
Надежда сдержала свое слово. Илью взяли на завод с параллельным обучением профессии. Мужа Надежды очень хорошо знали на этом заводе.
Он проработал на нем 20 лет и погиб, когда уже был мастером. Поэтому помогли ей сразу, без лишних разговоров. Муж Надежды был просто незаменимым человеком.
До сих пор остро ощущалось его отсутствие. А спустя месяц Илья, которого было не узнать, пришел домой и сел перед Надеждой. Она встревоженно на него посмотрела.
Илюша, случилось что-то? Вот, он положил на стол перед ней деньги. Это что? Это первая зарплата. Надя улыбнулась, а Илья вдруг запереживал…
Я только на мороженое взял. Илюша, это твоя зарплата, и она тебе понадобится. Тебе скоро нужно зимние ботинки покупать, девчонки появятся, шоколадку купить или что-то еще.
Нет, что вы, мне не нужно, вы же полностью за мной смотрите. А если не нужно, то в шкафчик положи, потом, когда сумма накопится, купишь что-нибудь. Илья подумал, взял половину зарплаты и спрятал ее в ящик серванта.
Надя усмехнулась. Вот и сын так же, сначала старался все отдать, потом прятал то, что не удалось матери впихнуть. Она смотрела на то, как Илюша уплетает ужин, как рассказывает свои впечатления с завода, и вдруг сказала.
«Илюша, давно мы с тобой к батюшке не заходили, он встрепенулся, сходим?» Они тихо вошли в церковь. Батюшка сразу их увидел и направился к ним, подошел, осмотрел, улыбнулся. «Рад вас видеть, вижу, я не ошибся, все у вас хорошо».
«Все хорошо, спасибо вам».