Бабуся залишила онучці в спадок старий будинок. Приїхавши туди, жінка нічого не знайшла, крім записки. Прочитавши яку, в жінки ПОХОЛОНУЛО все всередині…

Но ты представляешь? Я ему говорю, зачем это все Алине? А он уперся, как баран в новые ворота. Надо и все. Рядом стоял Ваня.

Он был буквально увешан коробочками, пакетиками, из которых выглядывала рассада. — Ваня, ты просто умничка. Тут даже теплица есть.

Правда, она почти развалилась. Но ты же что-нибудь придумаешь. — Спрашиваешь.

Конечно, придумаю. Алина пошла на улицу. Не видела их всего ничего, а соскучилась так, что даже плакать хотелось.

Вечером она все рассказала про отца. Лена долго молчала, потом сказала. — Знаешь, а я бы не смогла.

Я бы задала маме все эти вопросы. — Нет, Лена, не буду. Она сделала так, как считала нужным.

А я буду поступать так, как нужным считаю уже я. Ваня округлил глаза. — Алина, ты хочешь забрать отца домой? Ты это имела в виду, когда говорила о помощи? — Да. Ваня, Лена, вы сможете меня завтра отвезти? — Ну, конечно.

Зачем ты спрашиваешь? Рано утром они встали. Решили, что Лена останется на хозяйстве, а Ваня и Алина поедут. Сергею с самого вечера как-то беспокойно было.

Волнение еще добавляла Марина Геннадьевна. Она как раз дежурила. Сергей и сам не знал, почему женщина так сильно его не взлюбила, причем с самого первого дня.

Она вообще всех не любила. Те, кто жил в этом заведении, нередко получали от нее тычки, а то и удары посущественнее. Но молчали.

Кому тут жаловаться пойдешь? Один пожилой мужчина без двух ног пожаловался заведущей, а та Марине Геннадьевне передала. Так тот инвалид две недели со свежими синяками ходил. Ночью Марина только один раз подняла их палату.

Если что-то ей не нравилось или она была просто в плохом настроении, то дверь посреди ночи могла открыться, и женщина гаркала. — А ну, подъем! Если кто-то возмущался, то тут же получал. Все об этом знали, поэтому безропотно поднимались.

Для таких людей, как они, подняться, одеться — это было не просто трудно, это было очень тяжело. Марина какое-то время наблюдала за их потугами, а потом говорила. — Вольно, уроды! И уходила.

Сергей научился одной небольшой хитрости. Он спать ложился в одежде, когда дежурила Марина. Утро началось с новых разборок.

Его сосед по комнате случайно разлил чай. — Что тут началось? — кричала санитарка, кричала Марина. Потом Марина стала бить того самого соседа, а он просто закрывался руками.

Тогда Сергей подъехал на своей коляске и дернул Марину за руку. — Что же ты творишь? Что же ты пользуешься тем, что тебе отпор дать не могут? Марина медленно повернулась к нему. — Опять ты! Ты еще не понял, что в этом заведении вы никто? Вы пыль, вы грязь.

Хорошо живут только те, кто платит за свое спокойствие. Ты же не платишь. Ты отказался.

Поэтому и живешь плохо. А тебе мало? Ты хочешь жить еще хуже? Марина Геннадьевна говорила о дане. Не о той, что платилось государством за пребывание здесь людей, а о личной дане.

Комнаты были поделены. Каждой смене с полученных выплат люди должны были давать деньги. Потом они, видимо, делились, но у самих подопечных почти ничего не оставалось.

Некоторые отказывались, и тогда им устраивали несладкую жизнь. Кто-то сдавался и начинал платить, а некоторые, такие как Сергей, жили и мучились. Марина Геннадьевна, как вам не стыдно? Вы посмотрите, на кого вы руки свои поднимаете.

Вам же сдачи дать не могут. А ты как хотел? Хотел, чтобы такие, как вы, еще и жили? Нет, такие, как вы, жить не должны. Почему я должна смотреть на вас? Просто так, за зарплату? Вы черви, вы отбросы! Глаза ее сверкали, и Сергею стало страшно.

Когда Марина бывала в бешенстве, то не контролировала себя совершенно, а в гневе она была страшна. Ну, никто не застрахован от того, чтобы не стать таким же уродом и червем. Правда же? Марина Геннадьевна, у вас же в семье тоже есть такой человек, а вам его терпеть приходится, ухаживать за ним, чтобы он вас на улицу не выставил.

Марина дернулась и обернулась. Сергей тоже посмотрел на девушку, которая появилась в палате. Она была в солнечных очках, кого-то напоминала ему.

— Ты кто такая? Марина побледнела. — Кто это? Откуда знает про то, что ей приходится жить с ненавистной теткой? Тетка была инвалидом, но в своем уме. Она шпыняла Марину, как только могла.

А все потому, что у Марины не было своего жилья, при этом ничего подобного, как с инвалидами в этом заведении, она, конечно, сделать не могла. Тетка была очень активной, целыми днями торчала в скайпе, все с кем-то говорила, молодость вспоминала. — Кто я такая, совершенно неважно.

Важно то, как вы относитесь к этим людям. Девушка сняла очки и в упор посмотрела на Марину. Та стала медленно оседать на пол.

Никто ничего не понимал. Когда Марина все-таки шлепнулась пятой точкой на пол, девушка повернулась к Сергею. По его щекам сразу потекли слезы.

— Этого не может быть! Просто не может быть! Алиночка… — Здравствуй, папа, я за тобой. Он заплакал. Плакал и не мог остановиться.

Девушка присела рядом, обняла его. — Ну что ты, не плачь. Наконец Сергей смог вытереть глаза.

Он отдышался и заговорил. — Доченька моя, сколько я представлял, как мы встретимся. А сейчас понимаю — зря.

Ты у меня стала настоящей красавицей. Я очень горжусь тобой. Но с тобой не поеду.

Алина удивленно посмотрела на него. — Почему, папа? Мы очень давно не виделись. Очень давно.

Но ты же не думаешь, что дома у бабушки тебе будет хуже, чем здесь? — Ты живешь у бабушки? — Да, так сложились обстоятельства. — Это хорошо. Дом бабушки тебя защищать будет.

Не могу, дочка. Меня не было рядом с тобой на протяжении всей жизни. А тут… Теперь я сяду к тебе на шею и ноги свешу.

— Нет, доченька. Отец помогать должен. Ну или хотя бы не мешать.

А я помогать не могу. И мешать всё время буду. Алина улыбнулась.

— Зачем ты говоришь неправду? Я же знаю, как ты хочешь домой. Только боишься стать ненужным. Сергей усмехнулся.

— Ну да. Я мог бы и догадаться. Ты так сильно похожа на бабушку.

Чужие мысли не имеют для тебя замков. — Папа, не уходи от темы. Я не собираюсь слушать то, что ты мне говоришь не от души.

Мы едем домой. Алина встала. Из последних сил она сдерживалась, чтобы не заплакать.

Марины давно не было в комнате, а люди, которые здесь жили, смотрели на неё с каким-то благоговейным ужасом. Огромными глазами на неё смотрел и Иван. Он оторвался от стены, которую всё это время подпирал.

Подошёл к ним, протянул Сергею руку. — Меня Ваня зовут. Я жених подруги Алинки.

— Очень приятно, Сергей Витальевич. Он как-то виновато посмотрел на Алину, потом на Ваню. — Мне что, собираться? — Да, папа.

Я пойду к директору. Там же подписать что-то нужно, а Ваня с тобой побудет. Алина чувствовала необычайный прилив сил.

За полчаса решила все формальности. Директор уже ждала её. Видимо, Марина тут уже побывала.

У ворот их встречала Наталья Егоровна и Лена. Лена улыбалась, а вот Наталья Егоровна была строга. — С возвращением, Сергей.

Папа Алины почему-то смутился. — Спасибо, Наталья Егоровна. Она как-то строго посмотрела на него.

Уж совсем строго. — Долго же тебя не было. Очень долго.

— Я знаю, Наталья Егоровна. — А то, что думают все, тоже знаешь? То, сколько слез пролито у людей, тоже знаешь? Сергей склонял голову все ниже. — Так лучше было.

Зачем я такой? — Ох, как же хочется огреть тебя. Ты же мужик. Неужели не понимал, что чувствуют люди? Наталья Егоровна махнула рукой и пошла к дому.

Алина стояла в растерянности. — Что это с ней? Сергей смотрел вслед уходящей женщины. — Я потом расскажу тебе все, дочка.

Виноват я очень перед ней, а перед ее дочкой еще больше. — Папа, ты хочешь сказать, что ее дочь — директор школы, это та самая девушка, у которой тебя мама увела? — Да, ты все правильно поняла. Ваня присвистнул.

— Вы меня, конечно, извините, но, может, есть что-то еще? Ну, чтоб сразу рассказать. Алинке нельзя так часто нервничать. Сергей посмотрел на дочь.

— Почему ты? — Да, папа. Потом все расскажу. А сейчас давайте-ка все домой.

Все устали, и я страшно голодная. Лена с Ваней уже давно спали. Они долго пытались держаться, но разговор затянулся, потом Лена сказала.

— Все, мы спать. Вам тут до утра еще говорить. Им было о чем поговорить.

— Папа, я знаю, что бабушка пыталась лечить тебя. — Да, пыталась, но не успела. Я же раньше вообще как овощ был.

А потом вот начал руками шевелить, потом сидеть смог. Я просил маму, чтобы отдохнула, чтобы сил набралась. Но разве она послушает? Это же так.

Она после всего, как больная месяц была, почти не ходила. Тяжело это все, да и возраст. — Значит, правда? — Что, дочка? — Ну, то, что наша бабушка была необычной.

— Конечно. Тут у любого спроси, все про это знают. Да и из города, и не только из нашего, ездили к ней.

Ну, ты же в больнице тоже. Откуда ты узнала про Марину? Что ты ей сделала, что она упала? — Папа, я не знаю. Я и сама всю дорогу думала, гадала…