Дівчинка біля церкви просила милостиню, а одного разу знайшла гаманець, набитий грошима і там же фото померлої МАМИ…

Серёжа и Катя, услышав эту дикую историю, переглянулись вопросительно недоумённо, мол, а не придумывает ли мелкая, потому что хотя наш опекунший и сложный порой жестокий человек, но это же вообще за гранью. Только вот рассказывала Леночка всё очень детально и убедительно, и тогда старшая сестра с братом пошли поговорить с Натальей. «Да, всё так и было», — ответила та с наглой ухмылкой, а затем раскрыла свой мотив.

Оказалось, Леночка достала её тем, что капризничала, и она решила проучить малютку, выбить из неё, как сказала со смешкой, «всякую гордость и задирание носа», и вот такой метод оригинальный для этого придумала. «Ой, кстати, неплохо подавали», — рассмеялась Наталья в лицо Сергею, у которого аж кулаки сжались, когда он выслушал всё это. Да не кривитесь вы так.

Подумаешь, — проучила гордячку разок, — что треснула от этого фарфоровая ваша куколка. Ничего, ничего ей не будет. И чего это вы тут встали, а? Думаете, у меня весь день для того, чтобы с вами болтать? А ну, пошли вон».

И вот, оказывается, Наталья снова это сделала. Просто недавно у Леночки болел животик, и врач прописал ей лекарства. Но оно оказалось ужасно невкусным, горьким, и малышка отказывалась его пить.

Она капризничала, потом всё-таки выпила. Но, видимо, успела пораздражать опекуншу. И кроме того, на днях Наталья отводила Лену в магазин, чтобы купить ей новую обувь.

И когда они вернулись, то оказалось, что туфельки малые, жмут. Но Наталья строго сказала, пусть носят, ничего, ноги не отвалятся. Катя была невыносима смотреть на мучения сестры.

И она сделала это. Пошла в ломбард у дома и неофициально заложила свои золотые серёжки. Их мама подарила на четырнадцатый день рождения.

Но это ничего, решила Катя, мама бы поняла и одобрила такой поступок. Так у Лены появилась новая обувь, а те туфельки, что были малы, Катя сама отнесла в магазин, выбила там со скандалом возврат денег. И их отдали быстро, потому что там вообще хорошо знали их семью.

И эти самые деньги Катя, вернувшись домой, швырнула на стол перед Натальей. Видимо, та за всё это и решила ещё раз проучить своих подопечных вот таким образом, избрав самой виноватой Леночку, как самое юное и безответное существо. Когда Леночка в слезах и в своей нелепой одежде вытащена непонятно с какой помойки, вернулась домой, было около часу дня.

Екатерина ругала себя, проспала, как эта гадина, которая по злой шутке судьбы им в опикунши приходится, уводила Лену из дома. Но, с другой стороны, как было себе винить за то, что проспала, если сама вернулась домой в двенадцать ночи, едва не падая с ног. Дело было в том, что Катя уже который месяц подрабатывала на рынке, помогала в цветочном магазине, и вот вчера весь день и вечер работала с эквадорскими розами.

Нужно было у каждой стебель подрезать, увядшие листья и лепестки, и, хотя работала в плотных перчатках, пальцы ныли от боли и шипов. А после роз нужно было крутить бесконечные бантики из ленточек и скреплять их степлером. А потом мыть изнутри холодильники для цветов и ещё оформлять, переставляя заново всё на стеллаже, где громоздились тщательно закреплённые горшки и кашпо цветочные.

В общем, да, Катя проспала. И теперь она чувствовала себя жуть какой виноватой. А когда проснулась, кстати, то предположила, что Лена просто уже позавтракала и играет во дворе.

Но тут со своей ночной сменой вернулся Серёжа, и сообщил дурную новость. В порту встретил знакомого одного, и тот с круглыми глазами рассказал, как видел в старой части города возле церкви нищенку маленькую, очень-очень похожую на Леночку. Знакомый это просто так рассказал, мол, вот как в мире бывает, что детям от жизни достаётся.

Но Серёжа по описанию маленькой нищенки сразу догадался, о ком идёт речь, и помчался домой. Он хотел успеть спокойно поговорить с сестрой, чтобы Катя каких-нибудь глупостей не наделала. Например, не вцепилась бы Наталья в волосы.

Нет, безусловно, это принесло бы ей и ему моральное удовлетворение, но явно бы после вышло боком. Сергей вздохнул. Он понял, что, видимо, придётся говорить не только с Натальей, которая ведёт себя как умалишённая уже, но и с кем-то ещё из взрослых, потому что так больше не может продолжаться, потому что какое право она имеет так издеваться над Леночкой, и кто знает, что могло бы успеть случиться с малышкой, пока она там на площади стояла, пусть и находилась тёть Наташа в это время где-то поблизости, злорадно наблюдая.

Но, судя по тому, что сейчас Лена явилась домой одна, в этот раз Натальи и поблизости не было. А знаешь, тяжело сглотнул Серёжа. Он понимал, что не стоило бы этого говорить, но слова уже сами рвались с языка.

«Мне кажется, что нам лучше бы в детдоме было». «С ума сошёл?» — подскочила Катя. — Ты хоть знаешь, как там люди живут? — Несладко.

Но тысячами выпускаются каждый год, а значит, как-то живут. — пожал плечами юный парень. — А ты представляешь, что тогда нас разлучат? Думаешь, кому-то нужны такие взрослые дети, как мы? Нет.

Вот такие, как Ленусик, всем нужны. Её у нас заберут и удочерят, и мы её никогда больше не увидим. Катя говорила с таким жаром пылом, будто её сестру уже прямо сейчас пытались отнять.

И вообще-то она не очень точно знала, как всё с усыновлением удочерением обстоит, но верила отчаянно, что её страхи не беспочвены. Сергей собирался было уже сказать, что не надо, пожалуйста, маленькую пугать, и они что-нибудь придумают, и уж точно не позволят подобному повториться. Но тут заметил, как Леночка, которая вот умница-малютка уже не плакала, протягивает им что-то.

— Серёж, скажи, а тут много денежек? В руках сестрёнка держала чёрный кошелёк. — Это что? — спросил Сергей. — Нашла.

На перекрёстке, возле статуи с конём, — ответила Лена. Потерял кто-то. Пожал плечами Сергея и как-то машинально расстегнул кошелёк и застыл.

Потому что внутри было много денег, очень много. Наши деньги, доллары, ещё какие-то зарубежные валюты. Он сперва даже подумал, может, это шуточное всё.

Такие ненастоящие деньги. Игрушечные, которые для приколов существуют. Но через мгновение убедился, нет, они настоящие.

— Ого, это же… — сказала Катя. — Мы богатые теперь, да? — с детским простодушием спросила Лена. — Это кто-то потерял, — повторил Сергей.

— Надо вернуть. Катя вздохнула. Она понимала умом, что брат прав.

Но уже закрались мыслишки о том, что если вот это всё оставить себе, то… это же… Да сколько всего ж можно купить? Серёже можно взять новый ноутбук для учёбы. Можно ещё новые кровати в их комнату поставить вместо доисторических скрипучих панцерных. А ещё можно оплатить себе репетиторов к выпускному классу и поставить брекеты.

Катя очень стеснялась щели между зубами. — И как возвращать? — спросила она, сделанным безразличием. Как будто боялась, что по интонации брат догадается и о тайных помыслах.

Нельзя же объявление дать в газету, что мы нашли деньги. Сколько ж тогда желающих будет? — В таких случаях просят особые приметы кошелька описать. Другие вещи, которые в нём находились, так и узнают законного владельца.

— ответил Сергей так серьёзно, будто только тем и занимался. Возвращал найденные с целым состоянием кошельки их владельцам. Он вертел находку в руках.

— О, тут есть кое-что, — сказал он и вытащил две вещи. Первый оказался кулон из чернёного серебра. Несколько его узких полос переплетались замысловатый узор в форме треугольника с алым камнем посередине.

— Кажется, это руны какие-то, — сказал Серёжа. Второй вещью оказалась фотография, маленькая и истёртая со временем. Несколько минут старшие дети смотрели на неё.

А потом Катя, вскрикнув, прикрыла ладонью рот. — Мама! Это же… Мама! — и правда, — ошеломлённо выдохнул Сергей. На этой фотокарточке и в самом деле как будто была запечатлена Светлана, но только лет на двадцать моложе того возраста, в котором она погибла.

Фотография была сделана на фоне какого-то особняка. — Где мама? Хочу маму, — засуетилась Лена и пришлось спешно объяснять ей, что вот, мол, в кошельке нашлось её фото. — Так кто же его потерял? — задумчиво озвучила их общий вопрос Екатерина и посмотрела на брата.

— Нужно, наверное, связаться с её знакомыми. В принципе, это было делом нехитрым. Светлана поддерживала близкие и дружеские отношения с очень немногими людьми, и, соответственно, Кате и Сергею на ум приходило совсем немного кандидатов, которые могли бы носить в кошельке фото Светланы.

Но прежде чем отвлечься на поиски, нужно было привести в порядок Лену, и Катя занялась этим, а затем в течение часа она и Сергей обзвонили всех, кому был смысл звонить. Они связались с профессором Буковым, он был ректором вузе, в котором училась Светлана, а также с Ириной Зойкиной, бухгалтером того туристического агентства, которому принадлежал затонувший в шторм корабль. Они позвонили нескольким старинным как будто друзьям Светланы, которые, впрочем, едва смогли припомнить, о ком их вообще спрашивают.

— Всё. Серёжа нервным жестом провёл по голове, взлохмачивая волосы. Не представляя, кому ещё можно звонить.

— И что будем делать? — спросила Катя. — Не знаю. Теоретически на днях неподалёку от места находки могут появиться объявления, мол, утерян кошелёк, верните за вознаграждение.

Наверное, это всё, что остаётся. Будем ждать, развёл он руками. Ей нужно подумать, где пока всё хранить, потому что он кашлянул.

— В общем, что бы тётя Наташа ни говорила, но мы с тобой знаем. — Знаем, что она лазит по чужим вещам, — продолжила за него Катя. Всё было так.

Опекунша с недавних пор взяла моду постоянно обследовать комнату детей. Что она там искала, было непонятно, но вещи часто обнаруживались не на своих местах. — Значит, будем носить с собой.

Только осторожно, естественно. Во внутреннем кармане куртки, например, — сказал Серёжа. — Хорошо, — вздохнула Катя.

Вообще, она была и не рада уже, что мелкая сестрёнка нашла этот кошелёк. А толку-то? Деньгами они с Серёжей решили не пользоваться. Во всяком случае, пока что, пока есть вероятность найти законного владельца всего этого содержимого.

И тот факт, что в кошельке обнаружилась фотография мамы, конечно, был странен. Но и объясним. Мало ли кто хранил её и зачем.

Видимо, она что-то значила для этого человека когда-то. Может быть, школьная давняя любовь? Это точно было нечто сентиментальное. Но какой толк гадать, — решили старшие дети, — если мама мертва? Тётя Наташа вернулась домой после обеда.

Она шуршала в коридоре, потом, напивая, прошла на кухню и, кажется, поставила себе чай. В общем, вела себя так, будто ничего не такого и не делала. «Я с ним поговорю, потому что такое не должно повториться.

Нет, ты сиди тут!», — сказал Сергей. Да, не отказался бы от моральной поддержки, но знал, что Катя почти наверняка поддастся эмоциям и получится скандал. А этого им было не надо.

Екатерина неохотно подчинилась. Она не была уверена, что не вцепится Наталье в космос за то, что та сделала. Поэтому девочка просто принялась мерить нервно шагами комнату.

Из кухни доносились голоса. Потом тон их повысился. Катя замерла, прислушиваясь.

«Это что за звук? Нечто странное». Через минуту Серёжа вернулся. Он выглядел неважно.

«Ну что?» — подступилась к нему Катя. «Тётя Наташа сегодня вообще пьяная. Она сказала, что да, хотела проучить мелкую, что у той забавно получается просить милостыню.

Я сказал, что если такое повторится, то мы будем жаловаться на то, что с нами жестоко обращаются. А она сказала, что ей плевать. Тогда я сказал, что мы, если нам будут мешать жить нормально, если будут к нам лезть, то я перестану деньги ей давать.

«Ни ты не дашь, зарплаты ни копейки». Кажется, на неё это подействовало. «Серёжа, а что-то ещё случилось?» «Ты о чём?» — «Нет, это всё», — ответил старший брат, но от Кати не укрылся его мимолетный и почти неосознанный жест.

Он тронул свою щёку ладонью. И щека слева выглядела краснее, чем часть лица справа. Катя подавилась воздухом.

«Тётя Наташа что, ударилась Серёжу по лицу?» Она уже собиралась спросить об этом, но наткнулась на его взгляд, колючий, запирающий, словно на три замка. Он как бы говорил, «Не спрашивай меня, сестра, мне как молодому мужчине особенно тошно это унижение, и я просто хочу об этом забыть». «Хорошо, это всё», — кивнула Катя, стискивая пальцами подол платья.

Оставшаяся часть дня, как ни странно, прошла как обычно. Но с поправкой. Тётя Наташа действительно немного выпила, и по этой причине, кстати, ушла часа в три дня спать.

В связи с чем в доме до вечера дышалось легче. Ребята сами приготовили себе обед, и он же стал ужином. Они вообще давно привыкли питаться отдельно и на то, что зарабатывали сами.

У них была даже своя полка в холодильнике, и как же было хорошо, что оттуда ничего не пропадало. Впрочем, может, просто на взгляд опекунша поживиться там было нечем. На самом деле, могут ли человека, на чьих полках холодильника водятся салями, красные икра и клубника круглогодично, прильстить соевые сосиски, сыр колбасный и суповой куриный набор? Вообще, теоретически, если и то, трое сирот могли бы пытаться и получше, но получалось это далеко не всегда.

Наташа взимала своего рода данец двух зарплат подростков на коммунальные и прочие базовые расходы. А также, ну, своего рода это была именно дань. Они платили, и она придиралась по минимуму.

Впрочем, последние две выходки с Леночкой показали, что есть риск, что с таким человеком, как тётя Наташа, о спокойном сосуществовании вообще договариваться нечего, даже за деньги. На следующий день с утра ребята разошлись по своим делам. Серёже нужно было в спортивный клуб, где он занимался одним из видов восточных единоборств, а потом в клуб юных фотографов…