Site icon ВМЧ

Добро, которое убивает

Пришел высокий юноша, довольно симпатичный, 17 лет, учится в колледже информационных технологий. Нервничает, как институтка, чуть ли не платок в руках комкает.

У меня сразу возникло предположение: то ли копирует кого-то (любимого киногероя?), то ли напридумывал себе каких-то душевных сложностей и не может с ними справиться. По возрасту самое время и для того, и для другого.

Сел в кресло, коленки с цыпками торчат из дырявых по моде джинсов, поднял на меня взгляд (глаза как у больной собаки) и говорит:
— Понимаете, я человека убил.

Господи! Мне самой чуть дурно не сделалось! Вместо платка у меня такие железные колечки, и я их быстро-быстро начала перебирать, и одновременно думать. 17 лет — вполне сознательный возраст, не ребенок давно, должен понимать, что такое убийство (в том числе и в юридическом смысле), бросаться такими словами даже ради красного словца не станет. Или станет? Черт их, этих подростков, разберет!

Взяла себя в руки, по возможности. В голове вертится: милиция у нас сейчас «02» или «112»?

— Кого именно ты убил? Как это произошло?
— Я не хотел. Мы не хотели.
— Верю.

Мы — это значит групповуха. Еще того не легче. Убийство по неосторожности? Подельников он тоже сейчас мне сдаст? И что мне с этим делать? Я же в этом совершенно некомпетентна. Есть ли у меня какие-то обязанности по закону? Наверное, есть. Но какие? Незнание закона не освобождает от ответственности. Но что у них случилось-то? Подростковые разборки со смертельным исходом? Все разбежались и менты никого не поймали? Или поймали, не сумели доказать и отпустили? Когда все произошло? Почему он пришел ко мне? Совесть замучила? В колледже на литературе «Преступление и наказание» прошли? Борюсь с желанием спросить: «А от меня-то ты чего теперь хочешь?»

— Ты должен рассказать подробнее.

— Да. Меня вырастила бабушка. Родители работали много, я иногда их по несколько дней не видел. А она в соседнем доме жила, из садика меня забирала, из школы, уроки со мной делала…

Будет кивать на несчастное детство, недостаток родительского внимания? Да нет, не похоже. Кажется, это действительно рассказ. Надеюсь, он не убил бабушку, чтобы завладеть, например, ее квартирой. Чтоб было, где с друзьями потусоваться…

— Мама с папой с ней не очень общались, в смысле так, чтобы по-человечески — посидеть, поговорить, чаю попить. Больше из-за меня. Она папу не любила, с самого начала, как они с мамой поженились. Ну и он ее тоже.

— Из-за чего они конфликтовали?

[easy_ad_inject_5]

— Они не конфликтовали. Просто почти не общались. Из-за чего — не знаю. Один только раз бабушка при мне сказала: у Филиппа (это мой отец) вместо души циркуляр, и дочку мою к тому же приспособил. А я бабушку любил, конечно, она мне истории рассказывала и булочки с корицей пекла, такие, с завиточком… — Он запнулся, и кадык заходил на шее с такой силой, что мне показалось: сейчас кожу прорвет. — А потом я подрос, а с бабушкой стало что-то такое происходить… Ну, она как будто немножко с ума сошла.

— В чем конкретно это выражалось?

— Она перестала все выбрасывать. Складывала по всем углам в квартире какие-то пакетики, коробочки, упаковки от кефира и всякое такое. Как-то это все сортировала, перекладывала. Я, когда приходил, спрашивал: бабушка, зачем это? А она отвечала: может пригодится, никогда же не знаешь, как жизнь обернется. Я предлагал ей все это выбросить, а она только головой качала.

Два года назад я говорил об этом родителям. Мама только отмахивалась, раздражалась, а отец сказал: то крохоборство, что у нее внутри всегда было, теперь вот к старости наружу полезло. А я не замечал в ней никогда этого крохоборства, для меня она никогда ничего не жалела.

Я, когда был маленький, часто к ней с друзьями заходил — она всех и накормит, и чаем напоит, и с уроками подскажет, а когда это вот началось, тогда я стал ее стесняться и никого уже не приводил. А она спрашивала иногда: а как Женечка поживает? Все такой же красавчик? А у Юрочки как дела? Вот уж он какой вежливый мальчик всегда был. А Васенька-то как? Какие у него теперь зверушки живут? Так он интересно про черепашку свою рассказывал, да про хомячка… — Голос моего посетителя несколько раз сбивался на фальцет.

Я (совершенно непрофессионально) смотрела в пол, почему-то казалось неловким следить за его лицом.

— Я-то сам часто к ней заходил: продукты купить, занавески повесить, приладить там что-то, прибить, приклеить, починить… И практически с каждым разом всего вот этого — мусора всякого — становилось еще больше. Или мне уж так казалось. И я не оставался у нее, чаю там попить или что (а на самом деле ей просто поговорить хотелось, я сейчас понимаю) — тягостно мне было. И потом она с помойки начала все приносить… — Юноша издал какой-то непонятный звук: не то всхлипнул, не то застонал. — И я маме сказал: может, надо все-таки что-то сделать? А она так раздраженно мне ответила: ничего не надо! Это ее жизнь, хочет ее замусоривать, так и пускай. Не лезь! Хорошо, что она отдельно живет. Я тогда подумал: какая она все-таки жестокая! А теперь понимаю, что она была права.

Однажды бабушке стало плохо с сердцем. То есть она уже давно болела, но она никому не жаловалась и все валокордин пила — а тут стало совсем плохо, она мне позвонила, я прибежал, скорую вызвал, ей кардиограмму прямо на месте сделали и сразу в больницу увезли.

И я… я тогда подумал: вот случай! Я не хотел… я не знал… если бы я мог… — юноша заплакал. Некрасиво, как всегда плачут мужчины, с какими-то подвзвизгами, нелепыми движениями, судорожно потирая кулаком сразу покрасневший нос.

Я молчала. Я в общем уже все поняла, но он должен был сказать. Сам.

— У меня был ключ. Маме я ничего не сказал. Я позвал двух своих друзей — тех самых Юру и Васю, они хорошо знали бабушку и охотно согласились. Мы думали, что делаем как лучше. Она из больницы так хотела домой, прямо дождаться не могла, и я, идиот, радостно улыбался и говорил: конечно, конечно, бабушка, тебе так хорошо дома будет! — и все больничные меня хвалили, какой у бабули внимательный внук, и она гордилась, я видел, ей приятно. И мне тоже было приятно. Я очень беспокоился за ее здоровье, но чувствовал себя хорошим. А был — убийцей.

— Вы с друзьями вынесли на помойку весь мусор из ее квартиры?

— Да. И вообще все откровенно старое и ненужное выбросили, и полы вымыли, и окна, и кухню, и я даже потом выстирал все в стиралке и на тахте стопочкой сложил. А к ее приезду я все проветрил и в холодильник поставил кефир, как она любила, хлеб, котлеты, пироженки, и еще цветок в горшке купил и на подоконник поставил, чтобы красиво.

— Что она сказала?

— Почти ничего. Только что-то вроде «я знаю, ты хорошего хотел». И сразу легла. И отвернулась к стене. Я уже тогда что-то понял, но испугался и убежал. Теперь я думаю: если бы я хотя бы с ней остался, говорил с ней… То есть я, конечно, спросил: бабушка, тебе что-то еще надо? А она только рукой махнула: уходи, мол…

— Когда она умерла?

— В эту же ночь.

— Что сказали родители?

— Они сказали: что ж, она давно болела, сердце изношенное было, видать, срок подошел. Хорошо, что вы, ребятки, заранее все прибрали, теперь можно сразу квартиру сдать, а уж как ты колледж окончишь и армию отслужишь, так тебе сразу и отдельное жилье будет. Очень удачно.

— Смерть — единственная необратимая вещь в нашем мире, — сказала я.

— Если бы я знал… — сказал он.

— Теперь ты знаешь. Знаешь благодаря ей, твоей бабушке. Уходя, она тебя поняла и простила — ты это понял?

— Да. Она во всех хорошее видела, я у нее учился. Мне сейчас девушки говорят: ты, Гриша, добрый. И я знаю: это из-за бабушки. Но она меня поняла и простила, а я-то ее — не понял!

— Твоя жизнь — впереди. Много раз еще придется увидеть не себя «в творении добра», а другого человека: что ему нужно, как он живет, как приспосабливается к миру. Таким способом не только отдельных людей — целые народы, культуры уничтожали. Отбирали их среду, насильно делали им «чисто и красиво». Что был для твоей бабушки этот мусор?

[easy_ad_inject_5]

— Кусочки мозаики. Мир. Замена того, что я вырос, и мы, родные люди, с ней не общались. Она так достраивала себя и этим жила.

— Что ты мог?

— Уделять ей больше внимания или — не трогать, как мать и сказала.

— Вот видишь. Ты уже почти взрослый. Уроки бывают не только интересные, но и страшные.

— Это уж я понял.

— Теперь ради бабушки ты не смеешь его забыть.

— Не смею… — эхом повторил юноша.

На этом мы и расстались. Мне кажется, что, несмотря ни на что, бабушка воспитала Григория хорошим человеком, и потому ее последний урок он усвоит в полной мере.

Автор: Катерина Мурашова

Exit mobile version