Квартирант…
Телефон зазвонил не вовремя. Я как раз рассчитывалась в аптеке, а он трезвонил и трезвонил где-то в недрах сумки. Выловив его на ощупь со дна, я услышала взволнованный голос подруги:
— Привет! Слушай, ты еще не сдала квартиру?
— Нет пока.
— Отлично! Сэм хочет снять ее. Помнишь Сэма?
— Конечно. Такой стран…
— Да нормальный он! Что ты придираешься? Чистюля и аккуратист – мечта любой квартирной хозяйки. Не заснет, пока все по полочкам не разложит.
— Вот это меня и…
— Так! Ты не замуж за него выходишь, а квартиру сдаешь! Он спрашивал именно про твою и сказал, что заплатит сколько скажешь. Просто встреться с ним и все.
Деньги, деньги, деньги… Перед глазами, как в комиксе, нарисовался большой мешок с жирным знаком доллара посередине, а рядом с ним – худой, длинный Сэм с орлиным профилем и холодным взглядом хищной птицы.
Сэм – странный тип. В школе занимался спортивной стрельбой, а после призыва в армию попал в Чечню и, по слухам, стал снайпером. У некоторых это почему-то вызывало такое уважение, будто он был разведчиком. А для меня снайпер – тот же киллер: бесстрастный, расчетливый убийца. Да и разведчик, если разобраться, тот же шпион, только наш. Суть одна. Кем сейчас работает Сэм, никто не знал. Но подруга уверяла, что он классный парень из приличной семьи и в детстве даже играл на скрипке. Да, конечно, иногда Сэм кажется маленько тронутым, но это, утверждала подруга, от транквилизаторов, на которых он периодически сидит. Просто депрессия у парня. У кого ее не бывает от такой-то жизни?
Деньги мне были нужны. Даже очень. Я сдавала хорошую квартиру в центре города, которая досталась мне после десяти лет неудачного брака, а сама снимала «однушку» на окраине и каждую копеечку откладывала на лечение сына в Германии. За сто пятьдесят тысяч евро немцы обещали сделать операцию и поставить его на ноги. Наши же врачи скептически разводили руками и ничего не гарантировали. Позвоночник – дело тонкое…
Я согласилась на встречу. Пусть Сэм и странный парень, но сейчас не до капризов. Предыдущие жильцы съехали неделю назад, и квартира пустовала. А это для меня – настоящая катастрофа.
Ровно в пять часов вечера раздался звонок в дверь. Сэм, невозмутимый, спокойный и отстраненный, как пришелец из потустороннего мира, просканировал меня взглядом и перешагнул порог, внося с собой запах прохладной свежести.
— Ты красивая сегодня. Хорошее платье. Мне нравится рисунок в клетку.
Это вместо приветствия. Даже не улыбнулся. Голос ровный, как у робота. Сегодня я красивая! А вчера уродина была, что ли? Проходя мимо меня вглубь квартиры, он коснулся ледяными пальцами моего плеча, подцепил некстати выбившуюся из-под платья бретельку лифчика и вернул ее на место. Невоспитанный педант! Разве так поступают с малознакомыми женщинами?
Я последовала за ним, глядя в черный, коротко стриженый затылок. Сэм прошел в гостиную и остановился перед большим панорамным окном. Да. За этот вид с восемнадцатого этажа хорошо платят: внизу город как на ладони, а на уровне глаз летают птицы. Забыв про меня, Сэм, худой, безмолвный и неподвижный, как манекен, долго смотрел вдаль.
Минута. Две. Ожидание и тишина становились невыносимыми. Где же ты, соседский мальчишка, третий год терзающий пианино и нервы соседей? Хоть бы потренькал что-нибудь – все лучше, чем эта гробовая тишина.
— Надолго ты хочешь снять квартиру? – нарушила я молчание.
Сэм резко повернулся ко мне.
— У тебя сейф есть?
Мы явно общались на разных волнах.
— Сейф? – растерялась я и наконец обратила внимание на небольшой кожаный рюкзак, тяжело висевший у него в руке.
— Да, сейф.
— Там. — Я указала пальцем на встроенный в стенку металлический ящик, и сердце мое почувствовало неладное.
Сэм подошел к сейфу
— Какой код?
Я назвала дату рождения сына.
Не глядя на меня, а лишь повернув голову в мою сторону, он ехидно скривил рот.
— Ты не выйдешь?
Я кивнула и поспешно убралась из комнаты на кухню. Боже, что за странный тип!
Вдруг он маньяк или убийца? Или грабитель? Что он там прячет? Я налила в стакан холодной воды и села ждать, когда он позовет меня. За окном пролетела и каркнула ворона. Только ее сейчас и не хватало! Где-то там, внизу была жизнь – по улицам ходили живые, нормальные, теплые люди. А я, замурованная здесь, точно в склепе, сидела со стаканом в руке, и непонятно было: то ли вода леденит мои холодные от волнения пальцы, то ли они сами охлаждают воду.
Через несколько минут Сэм бесшумно появился в кухне. Словно призрак материализовался из воздуха. От неожиданности я поперхнулась водой и закашлялась.
— Извини, не хотел напугать. Вот плата за три месяца.
[easy_ad_inject_3]Он выложил на стол купюры. Ого, сколько! Я жадно пересчитала их глазами. Двенадцать штук по пятьсот евро – это же целых шесть тысяч! Никогда я не получала таких денег. Даже за три месяца. Соблазн взять их был велик, но…
— Тут слишком много, – услышала я свой севший голос. Черт, а вдруг он просто ошибся и сейчас заберет часть денег?
— Ты не могла бы приехать завтра утром?
Его идиотская манера игнорировать мои реплики раздражала, но за шесть тысяч я готова была это стерпеть.
— Зачем? – поинтересовалась я.
— Завтра узнаешь.
— Ты прям как Челентано. – Я решила разрядить гнетущую атмосферу и мило улыбнулась.
— Причем здесь Челентано?
— Ну в том фильме, помнишь? Он говорит Орнелле Мути: «Знаешь, как заинтриговать?» «Как?» – спрашивает она. «Завтра скажу», – отвечает Челентано.
— Смешно, – хмыкнул Сэм. – Нет, я не видел этот фильм.
Да уж. Пошутила. Разрядила. Посмеялись.
— Так зачем мне приходить? – снова спросила я.
— Я не могу сейчас сказать. Завтра все узнаешь. Только обязательно приходи. Это очень важно.
— Кому?
— Тебе и мне. В десять. Договорились?
— Хорошо. — Я небрежно пожала плечами, радуясь про себя завершению встречи и втайне надеясь как-нибудь отменить завтрашний визит. Что-то действительно важное он может сообщить мне и по телефону.
Я сполоснула стакан, взяла деньги и направилась к выходу. Боковым зрением увидела, как Сэм взял стакан, насухо протер его полотенцем и поставил на место в шкаф. Ну и тип!
Возле двери я вспомнила, что не отдала ему ключи. Достала их из сумочки и, держа за брелок, покачала связкой.
— Вот. Разберешься, какой от чего?
Вместе с ключами Сэм взял мою руку и удержал в своей. Пальцы у него были сухие и цепкие, а глаза – темные и без проблеска света. Смотришь в них, точно в пропасть, и страшно становится. Он стоял так близко, что я чувствовала запах его мятной жвачки, и всматривался в меня так пристально, будто хотел просочиться внутрь. Все-таки он определенно странный тип.
— Пожалуйста, обещай, что придешь завтра.
— Приду, – сказала я и подумала, что, наверное, действительно лучше прийти. Или прямо сейчас вернуть деньги и не связываться с ним больше никогда.
Он отпустил мою руку, и я с облегчением выскользнула за дверь.
Спускаясь в лифте, я постепенно приходила в себя, но, только выйдя из подъезда, и услышав, как за спиной тяжело ухнула металлическая дверь, почувствовала возвращение к жизни. Будто из тягучей паутины еле выбралась. Летний ветерок прокатился теплом по плечам, чуть приподнял подол платья и развеял, унес осадок от встречи. Деньги, лежавшие в сумочке, хоть и грели душу, но уже не радовали так сильно.
Обязательность – моя основная черта. Поэтому следующим утром ровно в десять я звонила в стальную дверь квартиры. Сэм не открывал. По мобильному он тоже не отвечал. Простояв так несколько минут и злясь, что ввязалась непонятно во что, я открыла дверь запасными ключами и, готовясь, что сейчас из спальни выпорхнет какая-нибудь девица, завернутая в полотенце, негромко позвала:
— Сэ-эм?
Но никто не выпархивал и не отвечал. В квартире не было ни звука. Тут я окончательно разозлилась. Что это за дела? Решительно прошла в комнату. Что за идиотская шутка? На фоне длинного панорамного окна стояло кресло, а в нем, спиной ко мне, сидел Сэм. Голова его была неестественно запрокинута назад и вбок. Кресло и ковер предусмотрительно застелены целлофаном. Он что, решил меня разыграть? Шуточка как раз в его стиле. На дрожащих ногах я с опаской подошла к креслу, изо всех сил надеясь, что вот сейчас он испугает меня, скажет «гав» и рассмеется. Я сама так сто раз пугала девчонок в детском саду.
Но Сэм не сказал «гав» и не рассмеялся. Потому что он был мертв. Застрелился. Или его убили. Пистолет лежал возле ног. Меня замутило, комната медленно поплыла по кругу, и я чуть не угодила в липкое месиво, стекшее на целлофан. Чертов аккуратист! Черт, черт, черт! Зачем он это сделал?! Я попятилась, наткнулась на другое кресло и упала в него. Надо срочно звонить в полицию. Чертовы дамские сумочки! В них даже телефон не найдешь. Я вытряхнула содержимое на журнальный столик и тут заметила лежащую на нем записку. Написанная ровным, разборчивым почерком, она тряслась в моих руках, и я с трудом читала:
«Доброе утро, Таня!
Надеюсь, ты пришла вовремя и сейчас читаешь мою записку.
В сейфе лежат:
1) сто пятьдесят тысяч евро (пожалуйста, возьми их);
2) завещание, согласно которому я оставляю эти деньги на лечение твоего сына;
3) записка, подтверждающая, что я покончил жизнь самоубийством (она понадобится для следствия и должна снять подозрения)
4) распоряжение, как меня похоронить (деньги на похороны и косметический ремонт, если все-таки что-то запачкалось, я вчера оставил тебе в качестве предоплаты);
5) медицинское заключение о моей болезни.
Прошу всех простить меня. Оставайтесь с миром. Без меня он будет лучше.
Самуил Гольдман».
Потом я долго ждала полицию. За стеной соседский мальчик усердно и монотонно играл гаммы на пианино. Я раскачивалась в такт и все представляла себе то маленького, чернявого Самуила, старательно выводящего такие же гаммы на скрипке, то своего сына без костылей и инвалидной коляски.
«До-ре-ми-фа-соль»… Соседский мальчишка не довел гамму до конца и громко хлопнул крышкой – видно, ему надоело играть. И в этой пустой тишине у меня наконец потекли слезы, оставляя на записке небольшие расплывчатые круги, похожие на недоигранные ноты оборванной гаммы.
Еще никогда я не сдавала квартиру так дорого.
