Невістка побачила як свекруха ПІДСИПАЛА їй дивний порошок в чай… Швиденько помінявши чашки, вона стала спостерігати, ЩО буде далі і ЗАВМЕРЛА від результату …

Когда глаза немного привыкли к ослепляющей белизне, она поняла, что находится в больничной палате. Бесшумно маячил экран телевизора. Попытавшись подняться, Люба вдруг упала с койки и, закричав от пронзившей спину боли, она стала извиваться на холодном полу, колотя руками.

На шум прибежали несколько медсестер. Они бережно уложили Любу обратно в кровать и позвали доктора. — Что же это вы, дорогуша, буяните? — улыбнулся Люби, вошедший врач.

— Вам категорически нельзя двигаться. Знаете, что с вами случилось? Люба наморщила лоб, пытаясь обо всем вспомнить, но единственное, что пришло ей в голову, это то, как она толкает коляску к незнакомому мужчине. — Что с моим сыном? — спросила она, глядя на врача из-под тяжелых век.

— С ним все хорошо. Прошу, скажите, что с ним все хорошо. — Ну-ну, не волнуйтесь.

Все с вашим сыном хорошо, — тихо проговорил врач. — Он сейчас с бабушкой, так что переживать не о чем. А вот вы… Врач подождал немного, перебирая какие-то бумаги, потом быстро глянул на Любу и вздохнул.

— В общем, ситуация с вами крайне непростая, — начал он тихим и печальным голосом. — Когда вас привезли к нам, вы были на том свете, если говорить научным языком, пережили клиническую смерть. К счастью, нам удалось вытащить вас оттуда, но вот ваш позвоночник… Его пришлось буквально собирать по частям, как конструктор, и… Люба схватила врача за руку и впилась глазами в его серьезное лицо.

— Так я смогу ходить или нет? — нетерпеливо перебила она доктора. — Смогу встать на ноги? Врач вытер лицо своей повязкой и зажмурился. — Теоретически, да, — подтвердил он после некоторой паузы.

Но когда это произойдет, сказать очень сложно. Я не провидец, знаете ли. Сначала нужен курс реабилитации, массаж, упражнения и многое другое.

А пока вам придется смириться с этим и очень долго и упорно бороться. Вот ваше средство передвижения на ближайшие годы. Он кивнул в сторону стоявшей у стены инвалидной коляски и быстро удалился.

Когда дверь за ним захлопнулась, Люба натянула на лицо одеяло и заплакала. Еще совсем недавно она и представить не могла, что окажется в подобной ситуации. А теперь была не в состоянии даже подняться и подойти к окну, чтобы глотнуть немного свежего воздуха.

Единственное, что не давало ей окончательно упасть в бездну, — это мысль о том, что с ее сыном все было хорошо. Так для Любы начались трудные, почти невыносимые дни новой жизни. Пролежав почти два месяца в больнице, она вернулась домой, где за ней стала присматривать свекровь Софья Владимировна.

Это была невысокая, сгорбленная женщина, выглядевшая слегка старше своих шестидесяти лет. Десять лет одиночества после смерти мужа наложила на ее лицо отпечаток тоски и скорби. Софья Владимировна никогда не смотрела Любе в лицо и редко заговаривала с ней, предпочитая все делать молча.

Девушке казалось, будто ее присутствие в доме угнетает свекровь, и она попросила мужа нанять для нее сиделку, но Никита наотрез отказался. «Да полно тебе», — отмахнулся он. «Мама сама о тебе позаботится.

Ты ей нравишься, просто она не подает вида». Но Любе так не казалось. Свекровь с каждым днем мрачнела все больше, и все дела, связанные с прикованной к инвалидному креслу невесткой, старалась выполнить как можно быстрее и поскорее уйти.

Иногда, лежа в своей постели, Люба слышала, как свекровь спорит о ней с сыном, и споры эти резали ее слух, как острые лезвия. Софья Владимировна уговаривала Никиту развестись с Любой, забрать сына себе и забыть обо всем, что случилось. Он говорил, что подумает, как поступить.

Хотя жена на инвалидной коляске ему не нужна, но и гнать из дома больного человека тоже совесть не позволяет. Девушка плакала в своей комнате, понимая, что в таком состоянии она не нужна своему мужу. Но ей приходилось терпеть все унижения хотя бы ради сына, которого она очень любила.

А однажды Люба подслушала какой-то совсем уж странный разговор. Софья Владимировна общалась с кем-то по телефону, стоя за дверью, и Люба, с трудом перебравшись в свою коляску, подъехала ближе и настороженно прислушалась. — Да, да.

Нужен именно такой, чтобы не было никаких следов, — просила о чем-то Софья Владимировна. — Что-то вроде снотворного. О сыне не беспокойся.

Я хорошо заплачу. — Отлично, отлично. Мне нужно совсем немного.

Для одной… то есть… для одного человека. — Нет, это не твое дело. И какая тебе разница для кого? — Хорошо.

Вечером встретимся и все обсудим. Свекровь умолкла, и Люба, подождав еще немного, вернулась в постель. Разговор, который она подслушала, вызвал в ней смутную тревогу…