Невістка побачила як свекруха ПІДСИПАЛА їй дивний порошок в чай… Швиденько помінявши чашки, вона стала спостерігати, ЩО буде далі і ЗАВМЕРЛА від результату …
Речь явно шла о Любе, вот только что замышляла Софья Владимировна. Пытаясь разгадать эту загадку, девушка не спала всю ночь, а на следующий день все решилось само собой. Утром, когда Никита отправился на работу, в комнату Любы вошла Софья Владимировна.
Она была необычайно весела и приветлива. Живо сменив утку и постельное белье, она помогла Любе перебраться в коляску и энергично подмигнула. — Может, выпьем чаю? — предложила она, пританцовывая возле Любы.
— Я испекла пирог с яблоками. По-моему, получилось неплохо. Из кухни действительно аппетитно пахло выпечкой.
Люба, не подав виду, с улыбкой кивнула, и свекровь выкатила ее коляску из комнаты. Оказавшись на кухне, Софья Владимировна принялась разливать чай и делала это весьма долго и шумно, будто отвлекая внимание от чего-то важного. Когда чашка с чаем оказалась перед Любой, девушка покосилась на нее и ковырнула вилкой горячий пирог.
— Почему не пьешь? — настороженно спросила свекровь. — Прекрасный чай. Подруга привезла с собой из Индии.
Представляешь, его собрали прямо при ней. Люба, понимающая, вздохнула и прищурилась. — Я ни чуточки не сомневаюсь в его изумительных вкусовых качествах.
Просто он еще слишком горячий, — соврала она, не моргнув глазом. — Пусть немного остынет. Софья Владимировна переменилась в лице и хотела что-то сказать, но в этот момент в раскрытую форточку влетела синица и заметалась по комнате, пронзительно свистя и хлопая маленькими крыльями.
Свекровь вскочила, поймала синицу своим платком и поспешила к окну, а Люба в этот момент поменяла чашки местами и наконец-то отхлебнула чаю. — Говорят, что птицы залетают в дом к чьей-нибудь смерти, — сказала свекровь, возвращаясь на место. — Но это все полная ерунда.
Не верю я в эти глупые приметы. Люба ничего не ответила и, затаив дыхание, ждала, когда свекровь поднесет чашку к губам. Ничего не подозревая, Софья Владимировна сделала глоток и поморщилась.
Едва поставив чашку на блюдце, она схватилась за горло и затряслась, а ее глаза полезли из орбит. Люба, не на шутку перепугавшись, подъехала к ней и схватила за плечи. — Почему вы хотели меня отравить? — закричала она, не давая свекрови потерять сознание.
— Зачем? Что я вам такого сделала? Лицо Софьи Владимировны стало багровым, словно свекла. Она посмотрела на невестку страшным взглядом. — Гадина! — прохрепела она, высовывая посиневший язык.
— Ты подменила чашки! Больше добиться от нее Люба ничего не смогла и вызвала скорую. Дождавшись медиков и рассказав им обо всем, девушка собрала свои вещи, взяла из кроватки спящего Илюшу и написала для Никиты короткую записку. Больше в его доме Люба ничего не держала, и она, осторожно съехав на коляске по пандусу, выбралась на улицу и отправилась на вокзал.
Люба очень хотела уехать домой, в свой родной поселок, где ее уже давно заждался ветхий, но все еще уютный родительский дом. Вернувшись в поселок, Люба поведала свою историю тетке Глафире. Тетка, узнав обо всем, всплеснула руками, потом приняла у племянницы сына и стала неспешно покачивать его, напивая колыбельную.
— А я все ждала тебя, — сказала она Любе, когда мальчик уснул. Думала, ты так на меня обиделась, что больше не хочешь видеть. Люба покачала головой и вдруг вспомнила о двоюродном брате.
— А где Коля? — спросила она, с тревогой поглядывая на тетку. — Уехал? Тетка Глафира закусила губу и помрачнела. — Умер он, — произнесла она тихо.
Уже сорок дней вышло. Подхватил воспаление легких и не выкарабкался. Так-то.
Тетка снова затянула колыбельную, которая больше напоминала тихий плач. Люба накинула ей на плечи упавшую шаль и мягко обняла, прижавшись к ней щекой. — Не везет нам что-то, — сказала тетка Глафира, неотрывно глядя на маленького Илюшу.
Может, хоть ему повезет. Как думаешь, будет у него в жизни счастье? Люба не знала, что ей ответить, и лишь молча кивнула. Ей тоже хотелось, чтобы сын был куда счастливее ее, и решила, что приложит для этого все силы.
Миновала осень, прошла зима, и в родные края снова вернулась весна. Люба к тому времени немного оправилась от пережитого и, самое главное, снова научилась стоять на ногах. Передвигаясь на костылях, она иногда приходила к старой старушке отца и сидела на покосившемся крыльце, ожидая свою старую подругу, медведицу Машу…