Маvf, глядя на часа, беспокойно обернулась Кате.
Ты собаку покормила? Катя кивнула и тоже встревоженно взглянула на часы. Было почти шесть вечера. С минуты на минуту должен был домой явиться отчим.
Он всегда приходил со смены злым и голодным. И все, кто попадал под его руку, получали изрядную порцию оскорблений и тычков. Иди к себе в комнату, сейчас Олег придёт.
Мать снова кивнула на часы, намекая на то, что пришло время прятаться, чтобы избежать встречи со злым и недовольным мужчиной. Мам, я не пойду. Катя демонстративно уселась за кухонный стол.
В прошлый раз я слышала всё, что происходило после его возвращения. Я не позволю больше ему так говорить с тобой и так себя вести. Мама слабо улыбнулась и покачала головой.
Мы никто против него, ты же знаешь. Был бы с нами Валера, он бы, конечно, заступился. Но с другой стороны, я искренне рада тому, что он так вовремя ушёл в армию.
И теперь не встаёт живой стеной между мной и Олегом. Теперь ты хочешь занять его место? Катя, прошу тебя, уйди к себе в комнату. В голосе матери послышалась мольба.
Но Катя дала себе слово, что на неё не будет действовать всё, что говорит мать. Она боится отчима, человека, которого сама выбрала когда-то в свои спутники, надеясь на то, что сможет изменить его. Но с каждым годом Олег становился всё страшнее и уже порой плохо контролировал себя, вгоняя всех окружающих в ужас.
Звякнул ключ в замочной скважине, и мать побледнела и ещё раз сделала знак рукой Кате, но та отрицательно замотала головой. Пудель по кличке Мишель мигом спрятался под диваном, потому что тоже прекрасно понимал, что ждёт его после того, как входная дверь откроется, и в неё войдёт страшный человек, который может дать пинка или вовсе кинуть в него стулом. Бледные и напряжённые, Катя с матерью смотрела на выход из прихожей, послышался грохот падающих сапог, чертыхание и отборная брань в адрес тех, кто расставил свою обувь посреди прихожей.
И в комнату через секунду вошёл огромного роста мужчина, на ходу снимая с себя грязную рабочую куртку и швыряя её на пол. Мать тут же подбежала и подняла куртку, а Олег, не заходя в ванну и не моя рук, тут же прошёл на кухню и уселся за стол. «Жрать давай!», – громыхнул он своим голосом, а потом и кулаком по столу.
Катя, сидевшая напротив него, вздрогнула, но не издала ни звука. Мать вбежала в кухню и принялась носить от плиты к столу сначала тарелку супа, потом тарелку гречки с хлебом. «Мяса опять нет?», – хмуро спросил Олег, как будто не знал, что мясо в их доме редкий гость.
«Нет мяса, Олежа», – попыталась оправдаться мать, и так старавшаяся как можно разнообразнее кормить всех членов семьи и остального хозяйства. «Оно дорогое, ты же знаешь». «А кто виноват?», – Олег сжал кулак и снова ударил по столу.
«Я спрашиваю, кто виноват?» Катя, чувствующая внутри себя одновременно страх и желание противостоять напору этого неприятного человека, ответила замолчавшую и смотрящую в пол мать. «Ну уж явно не твоя жена!», – Олег перевел сверкающий взор на девчонку, посмевшую сказать что-то и сжал зубы. Из уголка его рта упали крупинки гречки и приземлились обратно в тарелку.
«Жрать кто готовит?», – спросил он, адресуя свой вопрос Кате, и девушка поняла, что мастер по переводу стрелок всё равно сделает крайней её собственную мать. «Я готовлю, Олежа!», – тихо ответила мать, пытаясь принять удар на себя. «Ну вот!», – Олег зачерпнул гречку в ложку и засунул всё содержимое себе в рот…
«Раз готовишь ты, значит ты и отвечай, кто виноват, что в доме мяса нет!» «Не твоя прихлебательница, а ты отвечай!» Такой стиль общения вырабатывался Олегом из года в год. И с тем же временем усовершенствовался до состояния «виноваты все, а я белый и пушистый». Этот стиль общения раздражал Катю.
Порой её раздражала собственная мать, готовая ходить на цыпочках перед этим человеком, который давно потерял человеческий облик. Пока Олег был трезвым, он был злым и искал виноватых. Но стоило ему выпить, он сразу же их находил и вершил свой суд.
И это было страшно и одновременно противно. Катя знала, что мать вышла за Олега по причинам, которые от неё практически не зависели. Она была беременна от человека, который бросил её с двухлетним сыном на руках, без денег и без возможности вернуться в родительский дом.
Олег проявил себя почти героем, принимая к себе в дом беременную Людмилу и её сына Вовку, ещё не рождённую к тому времени Катю. Катя не знала своего отца, но она отлично знала Олега, с которым прожила каждый год своей семнадцатилетней жизни и видела, как меняется он, становясь с каждым годом всё агрессивней и страшней. Катя много раз умоляла свою мать уйти от него.
Но матери не хватало духу, она считала, что пропадёт с детьми, и никакие уговоры не действовали на неё. Даже сейчас, когда Вовка уже в армии, а сама Катя вот-вот закончит школу, можно было бы с лёгкостью паковать вещи и бежать без оглядки из этого ада. Но Людмила ничего не хотела менять.
Комплекс жертвы, вырабатывавшийся годами под прессом агрессивного Олега, сделали из матери полнейшую бесхребетную служанку, которая дала бы всё, только бы угодить человеку, угодить которому было невозможно. Катя опускала руки, давая себе слово о том, что как только закончит школу, она тут же уедет в столицу, устроится там и сразу заберёт свою мать. И пусть придётся для этого вколоть её успокоительное или снотворное, но Катя обязательно заберёт её из лап этого тирана, который не только отвратительно себя вёл, но ещё и считал себя жертвой системы.
Олег работал в местной кочегарке. Его труд был нелёгким, но он не был первопричиной такого изменения в характере. Катя догадывалась о том, что причиной такого поведения было воспитание мужчины его отцом, таким же тираном, в которого превратился с годами и его сын.
В самом начале отношений, как рассказывала мать, Олег не был таким. Он был нежным и заботливым, он с радостью воспитывал Вовку, был отличным помощником с новорождённой Катей. Он гулял с детьми, помогал по хозяйству, в деревне считался первым мастером на все руки.
Но с годами он начал превращаться в террориста, который держал в напряжении всю семью, начиная от матери и заканчивая несчастной собакой. В какой именно момент произошло это превращение, Людмила уже и не помнила. Но она за все эти годы привыкла мириться с таким ходом вещей и ни в чём не винила Олега, при этом испытывая жуткое чувство вины перед дочерью и сыном.
Катя, сидевшая теперь рядом с Олегом и пытавшаяся хоть немного привести в себя Олега, в очередной раз убедилась в том, что это бесполезно. Он живёт по своим правилам, одному ему только известным. И плевать он хотел на мнение и чувства остальных.
И мясо в доме не было только по его вине, потому что они жили исключительно на его зарплату, поскольку он не разрешал матери выходить на работу, а его мизерного дохода от работы на кочегарке хватало только на гречку и рыбу в консервах. Максимум на тушёную говядину, и то по праздникам. Но виноватой в этом он считал Людмилу, и каждый вечер, приходя домой и не находя в своей тарелке кусок мяса, он начинал свою старую песню о том, как неправильно мать расходует его зарплату.
Что если бы она точнее вела учёт доходов и расходов, то он, Олег, каждый день ел бы мясо на завтрак, обед и ужин. И не знал он о том, что сама Катя устроилась на подработку в сельский клуб, где отмывают декорации и сцену, чтобы заработать хоть немного денег для того, чтобы не ходить в оборванном трапье. Ей, как девушке семнадцати лет, которой уже нравился молодой человек из параллельного класса, хотелось выглядеть женственной и привлекательной, но пока удавалось лишь вызывать насмешки одноклассников.
«Опять Гринёва ворует котлеты!», смеялись её одноклассницы, когда в столовой Катя уходила между столами и собирала в пакетик недоеденные котлеты. Эти котлеты Катя отдавала Мишелю, который хоть и был пуделем, но при этом оставался собакой, которая хотела есть мясо. И если уж Олег сделал их с матерью братом вегетарианцами, собаку переводить на капусту и лук было несправедливо.
«Я их не ворую», — огрызалась Катя. «Я их беру с разрешения повара». «А потом с жадностью ешь за углом!» — я видела.
Поддела её одноклассница Света, одна из самых богатых детей в селе. Ведь её мать работала главным бухгалтером в колхозе, а отец держал автопарк из тракторов и комбайнов. «Ты не могла этого видеть», ответила тогда Катя.
«А если и видела, то в следующий раз носи очки, потому что со зрением у тебя проблемы». Говорят, что такое бывает, когда много косметики на глаза наносят. Девчонки, сидевшие рядом со Светой, улыбнулись.
Но увидев лицо их главной подружки, тут же сделали серьёзные лица. «Ну и дрянь, Гринёва!» — процедила Света, швыряя в Катю вилкой. «Только скажи ещё раз что-нибудь подобное, и эта вилка воткнётся в твой рот»…
«Ты мимо своего её сначала не пронеси», — откликнулась Катя, завязывая наполненный котлетами пакет. «А то ты и видишь плохо, и кидаешь мимо». Ненависть Светы, перемешанная с презрением, были главной причиной, по которой Катя ненавидела ходить в школу.
Одеваясь бедно и порой донашивая вещи соседской дочери, которая уже училась в институте в столице, и иногда передавала матери вещи для девчонок в деревне, Катя чувствовала себя просто отбросом, который должен постоянно стоять за себя, чтобы хоть как-то удерживаться на плаву среди одноклассников. Подруг у неё не было именно по этой причине. Стоило кому-то из девчонок сблизиться с Катей, они сразу же попадали в чёрный список.
Из этого списка Света оскорбляла своих жертв присутствие своей свиты. Единственное, что радовало Катю, это тот факт, что нравящийся Свете молодой человек, который также нравился и Кате, был равнодушен к богатой и высокомерной блондинке, делая вид, что её вообще не существует рядом с ним. Его звали Мирон, и он был сыном обычных рабочих деревни.
Мать трудилась в сортировочном цеху, отец был комбайнёром. И Мирон получил отличное воспитание и имел своё мнение, которое чаще всего совпадало со мнением Кати. Они вместе посещали литературный кружок, который в недавнее время стала посещать и Света.
И именно тогда Катя обратила внимание на интересного молодого человека. И причиной её симпатии к Мирону была вовсе не интересная внешность молодого человека, а его рассуждения о жизни и отношении к поступкам литературных героев. Несколько раз они общались с Мироном.
Катя выражала свою поддержку его словам, которые не нравились учителю. И Мирон был удивлён тому, что какая-то там девчонка из неблагополучной семьи понимает то же, что и он, и даже находит дополнительные аргументы в его поддержку. Катя знала, что он обязательно обратит на это внимание.
И всегда старательно вслушивалась в его слова и в слова преподавателя в течение дискуссий на литературные темы. Эти кружки стали настоящей отдушиной для Кати. Но как только на них стала появляться Света, всё желание активно заниматься начало меркнуть на фоне попыток Светы привлечь к себе внимание.
Порой она выглядела так глупо в глазах и учителя, и других ребят, которые посещали кружок. Но Свету, похоже, это мало волновало. Для неё было главным привлечение к себе внимания.
А уж каким путём, совершенно не важно. Катя, пересидевшая обед Олега, который вновь и вновь пытался обвинить мать в том, что в его тарелке снова нет мяса, с облегчением вздохнула, когда тот швырнул ложку в тарелку и пошёл смотреть в комнату телевизор. Оттуда ещё долго доносилась брань, направленная на то, что демонстрировалось на экране.
А это означало, что теперь весь вечер Олег будет прикован только к тому, что показывали по телевизору. «Как твоё выпускное платье?» – спросила мать, вставая рядом с Катей возле раковины, так, чтобы в комнате, не дай бог, не было слышно того, о чём они говорят. «Я отложила ткань.
Через неделю внесу предоплату и смогу его забрать и отдать швее», – отвечала Катя, мечтательно представляя себе, как будет выглядеть платье, которое она решила сшить на свой выпускной бал. Она увидела его в обычном журнале мод, валявшемся в коридоре клуба. Она увидела его и тут же влюбилась.
На следующий день она сбегала к соседке, которая занималась ремонтом и пошивом одежды, и спросила у неё, сможет ли она шить такое платье на выпускной, которое состоится всего через три месяца. Тётя Оля долго смотрела на картинку, потом крутила во все стороны Катю, после чего цокнула языком и кивнула. «Смогу.
Только ткань такая стоит недёшево. Фурнитура тоже. И работы моя недешёвая.
Сама понимаешь, деревня большая, а я у вас тут одна такая?» Катя вздохнула, но, услышав цену, уверенно кивнула. «Я заработаю, я уже посчитала в уме». «А ткань?» – спросила тётя Оля.
«Она будет стоить дороже, чем моя работа. Сейчас, обожди». Тётя Оля порылась в свои швейные сумочки и достала оттуда карточку.
«Вот тебе скидочная карта. С ней в нашем магазине тебе дадут скидку в 10 процентов. И не благодари.
Хоть раз в чём-то новом походишь». Катя улыбнулась и поблагодарила тётю Олю. Ей редко делали подарки, поэтому даже эта мелочь была для неё настоящим праздником…
Ткань была отложена, фурнитура уже лежала в пакете на верхней полке шкафа. Оставалось передать ткань и половину стоимости работы тёте Оле. А мама внезапно протянула Кате деньги, чтобы та передала швее всё необходимое для пошива платья.
И деньги, и ткань. Только бы Олег не узнал об этом. Когда Олег ушёл спать, а ложился он рано, потому что вставать приходилось в пять утра, Мишель вылез из-под дивана, и все жители дома вздохнули с облегчением.
Катя убежала в клуб, а мать смогла сесть за подработку. Несмотря на запрет Олега, Людмила подрабатывала в интернете. С помощью маленького ноутбука она писала курсовые и дипломные работы по языку и литературе.
Не зря же она десять лет проработала в школе. До тех пор, пока Олег не принял решение о том, что его жене нечего делать на работе. И именно на эти с таким трудом скопленные деньги удалось осуществить мечту Кати – сшить шикарное выпускное платье.
По пути в клуб Катя встретила Мирона. Он улыбнулся ей и остановился возле неё. Девушка была удивлена.
Обычно они просто здоровались, проходя мимо друг друга. «Ты в курсе новостей? Послезавтра к нам в кружок приедет настоящий журналист из столицы». Катя не была в курсе, ведь в последние недели времени на кружок не было.
Она активно работала, а присутствие в кружке света и вовсе отбивало всякое желание там появляться. «Я не знала, а хороший журналист?» «Отличный! Он знает самого президента, брал интервью у зарубежных звёзд. И вообще, он суперначитанный и образованный мужик.
Не молодой, правда, но он может рассказать столько интересного о своей профессии». «Ты хотел бы стать журналистом?» – спросила с улыбкой Катя, сама мечтавшая стать переводчиком или хотя бы учителем английского языка. «Конечно, это жуткая и интересная работа.
Сколько путешествий, сколько новых людей и лиц. Кстати, этот журналист проспонсирует нашу школу. И теперь наши младшие ребята смогут работать на новых компьютерах.
Прям волшебник какой-то». Катя смотрела на Мирона, который мечтательно поднял глаза вверх. «Разве такое бывает?» «Ну конечно, хорошие люди совершают хорошие поступки».
Катя долго думала о словах Мирона, снова мысленно соглашаясь с ним. Она вымила полы в клубе, подготовила зал для репетиций. Перетащила кучу тяжёлых декораций в подсобку, после чего смогла получить свою зарплату за месяц у администратора.
Она попыталась отдать деньги матери, но Людмила замотала головой. «Оставь их на букет и причёску. На них я уже не смогу тебе добавить».
На следующий день она забрала ткани и передала её тете Оле. Ощущение того, что скоро будет выпускной бал, а она будет в красивом платье, а потом сразу катит в столицу подальше от Олега, грело сердце девушки. Слова Мирона привели её на занятия в литературный кружок, ведь ей было интересно всё то, что было интересно самому Мирону.
«О, Гринёва!» – протянула Света, сидевшая за первой партой и развалившаяся на два места. «Давно тебя не было, мы думали, что ты котлетками отравилась». Девочки засмеялись, а Катя прошла мимо и села на своё обычное место у окна.
Но Света, видимо, соскучившаяся по колкостям, продолжила свои нападки. «С кем на выпускной идёшь? С кочегаром? Не твоё дело!» – буркнула Катя, доставая тетрадь. «С кочегаром с перегаром!» – пропела Света и засмеялась…
«Не зря хожу на кружок, уже в рифмы заговорила. Скоро стихи буду писать». В кабинет вошёл преподаватель и сделал замечание Свете.
Та сразу села ровно, провожая взглядом зашедшего после учителя Мирона. Тот прошёл мимо Светы, которая придерживала место специально для него, и сел рядом с Катей. Проследившая вслед Мирону Света пронзила взглядом полным ненависти Катю, которая расплылась в улыбке, увидев рядом молодого человека.
Ребята, сегодня у нас с вами в гостях важный человек, журналист Года по версии издательства Слово Века, человек, объездивший весь мир и готовый поделиться с вами самым интересным из своей практики. Леонид Петрович Самоедов. В кабинет вошёл немолодой круглый мужчина в очках.
И Катя вспомнила, что пару раз видела его по телевизору, когда Олег с грубостью отзывался о ком-то, у кого журналист брал интервью. Мужчина обвёл всех присутствующих взглядом и поздоровался. Потом он поинтересовался, кому из тех, находившихся в кружке, была бы интересна карьера журналиста.
Руку поднял Мирон, а затем поднялась рука Светы. «Молодой человек, расскажите, что вы знаете о работе журналиста и в целом о журналистике». Мирон начал рассказывать.
А Самоедов с любопытством наблюдал за молодым человеком, который рассказывал довольно интересные вещи, которые узнал в процессе учёбы. «Вы перспективны, но вам не хватает уверенности в голосе. Голос должен звучать так, чтобы никто не вздумал вам возражать».
Мирон кивнул и присел рядом с Катей. Рука Светы, которая была поднята, осталась незамеченной. Очень долго журналист рассказывал о своей работе, трудностях и достижениях, взлётах и падениях.
Потом он попросил задавать ему вопросы. Катя подняла руку. «Расскажите о том, что вы считаете главной ошибкой, допущенной вами в жизни».
Самоедов с удивлением посмотрел на Катю, а потом сказал. «Сейчас я не буду долго разглагольствовать о странностях работы в журналистике. Все мы люди разные, и некоторые вещи, которые я узнавал от людей богатых и знаменитых, останутся тайной.
Но точно я могу сказать одно. Самой главной ошибкой, которую я совершил лично. Это моё отношение к собственным детям.
Я не смог объяснить им основных жизненных правил, заставив их допустить кучу ошибок». Кате ответ показался расплывчатым, поэтому особого внимания на нём она не заострила. Вечером, когда Олег ещё не вернулся с дежурства, а мать крутилась у плиты, готовя ему тушёные овощи, Катя поделилась с матерью интересной встречей с гостем.
«Журналист? Самоедов?» Мать присела на край стула и едва не упала с него. Её лицо выражало беспокойность. Что он сказал? Катя рассказала про свой вопрос и его ответ, удивившись реакцией матери.
Не зря он так сказал. Задумчиво проговорила мать, вытирая руки и снова вставая у плиты. «Почему?» «Потому что он мой отец».
Катя чуть не подпрыгнула на столе. «Как это отец? Мой дед?» Мать равнодушно кивнула. «Именно.
Он твой дед, который выгнал меня из дома, стоило мне забеременеть от однокурсника. Турнул меня из дома, не оказав никакой поддержки. Мне было восемнадцать лет, я тогда плохо соображала, что происходит в моей жизни.
А он выгнал меня со словами «научилась делать детей, значит научишься всему остальному». А теперь он, оказывается, считает это главной ошибкой. Эта его ошибка стоила моего женского счастья…
И твоего, кстати, светлого будущего. Жалкий журналистишка, который учит всех жизни, а сам ничего толком о ней не знает. Катя сидела, словно поражённая ударом грома.
Она не знала, кто прав, а кто виноват в сложившейся ситуации. Но ей срочно надо было встретиться с Леонидом. Девушка вбежала в школу и пронеслась мимо кабинета директора.
Она слышала голоса, доносившиеся из учительской. Один из них принадлежал журналисту. Катя влетела в учительскую и остановилась напротив журналиста.
«Гринёва!» – закричал преподаватель по литературе. – Что ты себе позволяешь? – Меня зовут Гринёва Екатерина Семёновна, – сказала Катя, словно не слыша преподавателя. – Моя мать Гринёва Людмила Леонидовна.
Вам это что-то говорит? Самоедов несколько минут помолчал, потом встал с кожаного дивана, на котором сидел в окружении других учителей директора. Он откашлялся и протянул Кате руку. – Очень приятно, Екатерина Семёновна.
А я Гринёв Леонид Петрович. И я, так понимаю, я ваш дедушка? – Вы всё правильно понимаете, – Катя кивнула. – А теперь я уйду, не буду вам мешать.
– Хочу только сказать, что ошибка, о которой вы жалеете, живёт в весьма стеснённых условиях под гнётом настоящего монстра. Наверное, под старость лет вам придётся принимать ещё кое-какие решения, касающиеся вашей семьи, которая, в принципе, ни на что не претендует. Катя вышла из учительской и побежала вниз по ступенькам.
Зачем-то она вспомнила Мишеля, который стоял на задних лапах за кусочек школьной котлеты. И от этого воспоминания стало ещё горче. В их квартиру позвонили, когда Олег как раз доедал свои тушёные овощи, припоминая про мясо.
Мать сдрогнула, а Катя уверенно прошла в прихожую и открыла дверь. На пороге, как она и предполагала, стоял Леонид Гринёв-Самоедов с букетом цветов в руках. «Ваша дочь там», – сказала Катя, впуская журналиста в дом.
Напротив неё сидит человек, который испортил всю её жизнь, а также жизнь вашей внучки и внука, ещё собаки, которая вообще не член семьи. Дедушка Катя слабо улыбнулся и прошёл внутрь. Катя из прихожей услышала вскрик матери, а также брань Олега, который, признав в гости знаменитого журналиста, только и мог, чтобы бормотать ругательства, имеющие мало общего с приходом важной персоны.
На следующий день Самоедов уехал, а через два дня в доме Гринёвых пришли люди в костюмах и вывели из квартиры Олега. Тот не сопротивлялся. Мать плакала, а Катя думала о том, что её отчиму самое место там, куда его везут.
В больнице, где он пройдёт реабилитацию. Только теперь стало известно о том, что помочь ему может только психиатр. За два дня до выпускного, когда Катя примеряла своё платье у тёти Оли в гостях, ей позвонила мать.
Звонил твой дед, он приедет за тобой через неделю. – Зачем? – удивилась Катя, продолжая любоваться своим отражением. – За тем, что так надо.
Мы переезжаем в столицу. – Ты ведь не хотела. Катя улыбнулась, но голосом это не подала.
– Я хочу жить, Катя. Я просто хочу жить. Выходя из подъезда швеи и идя домой, Катя снова столкнулась с Мироном.
– А какие планы на лето? Куда едешь поступать? Он снова остановился возле девушки. – Не знаю, мы едем с мамой в столицу к деду. – Я тоже поеду в столицу.
Буду пытаться прорваться в журналистику. Но, как сказал самоедов, надо практиковать уверенный голос. Поменьше слушать тех, кто плохо разбирается в жизни.
Усмехнулась Катя, ни словом не упоминая о том, что сам самоедов ее дед. – Хорошо. – рассмеялся Мирон…
– Я буду слушать только тебя. Мне кажется, что ты перспективная. Катя тоже рассмеялась того, как Мирон скопировал слова ее деда, которыми он охарактеризовал молодого человека.
– Предлагаю пойти на бал вместе. – сказал Мирон и протянул Кате руку. – Света же не переживет.
Девушка закатила глаза, имитируя реакцию Светы. – А может быть, мне только это и надо. Платье получилось изумительно.
Прическа идеальной, а настроение отменным. Мать, глядя на Катю, едва сдерживала слезы радости. Какой красивой была ее дочь.
Реакция всех одноклассников на появление Кати в сопровождении Мирона была неоднозначной. Среди них все шептались, упоминая вслух имя Светы. Сама Света молча смотрела на пару, покрываясь красными пятнами, но не говоря ничего вслух.
Беря Мирона за руку и входя с ним в актовый зал школы, Катя почувствовала себя Золушкой из сказки. Золушкой, которой больше не надо будет мыть в клубе и брать котлетки из школьной столовой.