Помітивши, що медсестра таємно ходить в закинутий лікарняний корпус, хірург прослідкував за нею. А ледь увірвався в палату, ЗАЦЕПЕНІВ від побаченого

Мало того, что это происходит в рабочее время тайком, так ещё неизвестно, чем она там вообще занимается. Не дай бог наркотические препараты продают. Ой, проблем не оберёмся потом».

Хирург нахмурился. «Юля и наркотики? Никогда не поверю. Но всё это и правда странно.

Старую терапию давно закрыли на ремонт, здание на реконструкции. Что она там забыла? Спасибо за бдительность, Анна Сергеевна, я обязательно разберусь». С того дня хирург стал наблюдать за Юлей.

И таки заметил, как она после очередной операции вместо отдыха и чая, озираясь и оглядываясь, побежала в аптеку. Вышла оттуда с каким-то пакетом и пошла к тому самому заброшенному зданию. Роман Андреевич потихоньку пошёл за ней, выждав некоторое время.

Здание было пустым, и все голоса и звуки слышались очень глухо. Хирург сразу понял, где Юля по голосу. Тихонько прокрался к палате и стал наблюдать.

На старом топчине, застеленном казенной простынёю, лежала пожилая женщина и тяжело с хрипом дышала. Возраст трудно было понять. Юля суетилась вокруг неё и причитала.

«Мария Васильевна, простите, но не могла я раньше прийти. Операция срочная. Потом ещё одна.

Вот затянула, теперь приступ никак не проходит. Потерпите, сейчас я укольчик вам сделаю и ингалятором подышите. Должно отпустить».

Вскоре женщина стала дышать тише и ровнее. Приступ астмы прошёл. Юля выдохнула.

«Фух, ну слава богу! Так, я вам вроде все таблетки дала и судно вынесла. Вот, держите молоко и булочку. Съешьте пока что.

Ну всё, мне бежать надо, а то хватятся. Я к вам завтра с самого утра ещё до работы прибегу. Из дома еды принесу тёпленькой».

Хирург пригляделся к женщине и ахнул, потеряв дар речи…

У него буквально челюсть отвалилась. Внешне она была точной копией его покойной мамочки.

Один в один. Как под копирку. Он не понимал, как такое вообще возможно.

Те же глаза с чуть опущенными уголками, морщинки вокруг носа и губ. И нос тот же, с горбинкой. А главное – взгляд.

У его мамы был такой же взгляд, особенно когда она болела. Отрешённый и немного растерянный. Юля, ни о чём не подозревая, вышла из палаты и нос к носу столкнулась с хирургом, напоминавшим гипсовое изваяние.

Она даже вскрикнула. Насмерть перепугалась, что её застукали, и стала тараторить. «Роман Андреевич, как вы тут? Откуда узнали? Вы только никому не говорите, умоляю вас.

Этой женщине, Марье Васильевне, прямо на улице плохо стало. Она билась в припадке. У неё астма плюс воспаление лёгких.

Всё смешалось. Но я её попыталась в отделении пристроить, но документов никаких. Да и на вид ясно, что бродяжничает.

Вот и не взяли. Ну а что мне, бросать её надо было. Человек огнём горит, плохо ему.

Вот я и решилась. Сюда её еле довела, простынь прачечной нашу тащила, уложила. Теперь вот бегаю, лечить пытаюсь.

Температуру-то вроде сбила, теперь антибиотики колю, по схеме, как в колледже нас учили. А вот что с астмой делать, не знаю. Приступы всё чаще и сильнее, я ничего понять не могу.

Ещё отёки у неё сильные на ногах». Роман Андреевич тряхнул головой, будто приходя в себя, и пробубонил. «Как узнал? Так старшая медсестра наябедничала.

Она думала, ты тут тёмными делишками промышляешь. Да и за что тебе ругать? Ты ведь человека, пусть и бездомного, спасти пытаешься. И как так не взяли? Не по-людски это.

Мы же не частная клиника. Я попробую этот вопрос завтра решить с главврачом. Ей нужно получать комплексное обследование и лечение».

Он тихо подошёл к пациентке, пощупал ноги, осмотрел и озадаченно сказал. «Полагаю, приступы участились на фоне воспаления лёгких. И скорее всего, здесь ещё проблемы с сердцем.

Отёки именно от них». На следующий день Роман Андреевич, как и обещал Юли, пошёл к зав. отделением и целый час уговаривал его взять ту самую женщину-бродяжку на лечение. «Но мы же не можем просто так бросить умирать человека…