Помітивши, що медсестра таємно ходить в закинутий лікарняний корпус, хірург прослідкував за нею. А ледь увірвався в палату, ЗАЦЕПЕНІВ від побаченого

Сколько сил было. А он ведь пьяный, шатнулся и упал, головой о крыльцо ударился. Я перепугалась, кинулась к нему.

Степочка, ты живой? Прости, я не хотела. Он в себя пришел, так на меня посмотрел, но не тронул. Сказал только.

Ах, ты так? На мужика вздумала руку поднять? Да я вообще сейчас уйду и не вернусь. Локти еще кусать будешь. Он грюкнул калиткой и вышел, шатаясь.

Соседи все видели, долго шептались. Я и значения не придала. Мы так часто с ним дрались и ругались, что это стало обычным делом.

А вечером ко мне постучал участковый и с ним люди еще, из милиции. Сказали, что Степан умер и в этом виновата я. Мол соседи видели, как я его толкнула и он упал. Я оправдывалась, плакала и не могла в это поверить.

Но ведь Степа на своих ногах от меня ушел, он живой был. Как же так? А они мне свое. Он недалеко ушел, свалился на обочине, да и помер.

А к смерти наверняка тот самый удар и привел. Вот вскрытие проведем, все и узнаем. А пока пройдемте с нами, вы задерживаетесь по подозрению в убийстве своего сожителя.

А тут еще и родственник Степана, председатель сельсовета, на весь двор кричать стал. А я говорил племяннику, нечего с этой гадюкой малолетней путаться. Да она сама к нему липла, как муха, в койку лезла, а потом и вовсе в подоле принесла, неизвестно от кого.

Мне Степка не раз говорил, что уйти от нее хочет, мол, и ребенок на него вовсе не похож. Вот она и решила его убить, точно, некому больше. Меня забрали под белорученьки и увезли в тюрьму.

Галка примчалась тут же, еще когда со мной разбирались. Слухи ведь под деревней быстрее ветра бегут. Она молча лихорадочно стала собирать тебя, шепнула.

Рому я забираю, если что, говори, что это мой сын, иначе его в детский дом упекут. Ох и дура ты, Марьяна, одни беды от тебя, и себе, и мне жизнь ломаешь. В ту же ночь Галина бросила все, дом, хозяйство, села с тобой в поезд и укатила в город.

Больше я ее не видела. Уже потом, когда меня на 10 лет посадили, я срок мотала на зоне, она мне одно лишь письмо прислала. Здравствуй, сестра.

Рому я на себя записала, документы все сделала. Встретила мужчину хорошего, Андрея. Он его принял как родного, свою фамилию и отчество дал.

Да, фамилию я тоже сменила, так что теперь нас с тобой, кроме уз крови, ничего не связывает. Не могу я простить тебе мамину смерть, если бы не твои выходки, ей бы еще жить и жить. У нас дружная семья, Рому я люблю, как родного сыночка, даже больше.

Мы растим его в любви и ласке. Надеюсь, в нем никогда не взыграет твоя или Степана дурная кровь. Нас нищий.

Себе судьбу сама сломала, хоть сына помилуй. Зачем ему родная мать Зечка? Что ты ему сможешь дать? Мне жаль, Марьяна, что так все вышло. Но ты с самого детства была нам как чужая.

Не знаю даже, в кого такая пошла. Прощай, ответ можешь не писать. Я намеренно другой адрес оставила.

Не злись и не кляни меня, сестра. Так всем будет лучше. Я буду по возможности слать тебе посылки.

Но большего не жди. Живи, как знаешь. Вот и все.

Я тысячи раз перечитывала то самое письмо, да дыр его затерла, и наизусть выучила за годы отсидки. Сколько слез выплакала, не передать. Сначала злилась на Галку, даже ненавидела ее, думала, как же так? Я ведь мать, я тебя родила.

Как она посмела отобрать у меня сына? Но потом поостыла и поняла, что мне еще спасибо сестре сказать нужно. Ведь иначе тебя бы точно в детский дом забрали. А разве там жизнь слаще? И рост бы ты, ненавидя свою мамашу-тюремщицу…