Когда Максим вышел из тюрьмы, ему было сорок лет. Да, не сложилась жизнь. По молодости, как-то возвращаясь поздно вечером с работы, заступился он за девушку, которой приставали трое выпивших парней.
Заступился неудачно. В драке один из хулиганов сам же на свой ножичек и напоролся. Да так напоролся, что и помер.
Максима посадили. Прощайте, жена и трехлетняя дочка. Пока он сидел, мать умерла, жена вышла замуж за другого, дочь забыла.
Так что, выйдя на свободу, Максим не знал, что же ему теперь делать и как жить. Ни дома, ни работы, ни друзей. Помыкавшись несколько дней по городу в безуспешных поисках работы, Максим решил податься на село, где летом всегда нужны рабочие руки.
Вышел к реке, что неспеша несла свои воды в Черное море, и пошел по берегу, где не так душил летний зной. Наконец город с его асфальтом и бетоном закончился. Теперь речка извивалась среди буйной растительности леса.
Красота-то какая, подумал Максим, невольно остановившись перед очередным изгибом реки и залюбовавшись природой. Вот бы сколотить здесь крохотный домик и живи не хочу. Рыбу можно ловить.
Мужчина снял с плеч небольшой рюкзак, неспеша разделся и шагнул в воду. Он плыл, размеренно делая взмахи руками, и в душу проникало успокоение, как будто река смывала с него все обиды и горечь за сложившуюся судьбу. Под вечер появились облака, они медленно затягивали небо, приближая сумерки.
Но сквозь небольшой просвет чистого неба солнце еще освещало воды реки. Вечер был тихим, и на зеркальной поверхности отражалась причудливая картина небес, создавая иллюзию подводного царства. Максим растянулся на траве, положив под голову рюкзак, и еще долго смотрел в небесный просвет, его душа тянулась к солнцу.
Он проснулся от того, что кто-то осторожно пытался вытащить из-под головы рюкзак. Максим открыл глаза и резко поднялся…
В предрассветных сумерках он увидел небольшого мохнатого зверя, что вцепился зубами в веревку.
– А ну отдай! – крикнул мужчина и с силой дернул рюкзак. Зверь взвизгнул и жалобно заскулил. Это был маленький щенок, похожий на овчарку.
– Ты откуда здесь взялся? – произнес Максим, оглядываясь по сторонам. Щенок заскулил еще жалобнее. Человек прислушался, но кроме щебета пробуждающихся птиц до плеска волн реки, больше не было слышно никаких звуков, указывающих на присутствие людей.
– Ты потерялся? Хотя какое там потерялся? Здесь и жилья-то поблизости нет. Значит, выбросили тебя, да? Щенок уткнулся мордочкой в траву, недоумевающе глядя на Максима. Ему очень не хотелось думать, что его вот так взяли и просто выбросили, как ненужную вещь.
Но как ни крути, выходило все именно так, и маленький песик тяжело вздохнул. – Понятно, – грустно усмехнулся Максим. – И есть, небось, хочешь? Песик усиленно засопел, не поднимая головы.
Максим развязал рюкзак, достал хлеб и рыбные консервы. – На, жуй! – поставил перед носом щенка открытую банку, а сам откусил кусок хлеба. Когда с едой было покончено, Максим накинул на плечи рюкзак.
– Я сам без кола, без двора, иду на удачу. Если хочешь, пойдем со мной. – А нет, оставайся, жди с моря погоды.
Мужчина решительно зашагал вдоль реки. Песик подпрыгнул и, не раздумывая, побежал следом. В первом селе им не повезло.
Слишком близко оно находилось возле города. Слишком зажиточно там жили люди, чтобы нанимать в работники всякую рвань, да еще и с собакой. – Не горюй! – подбадривал Максим песика, которому дал имя Дик, располагаясь на ночлег у реки.
– Отойдем подальше от города. Там села победнее и люди попроще. Кому-нибудь мы и пригодимся.
Максим все говорил и говорил, поглядывая на щенка. Уж больно тяжко было у него на душе. Мысль о том, а стоит ли жить дальше, неотступно буравила голову.
Это только со стороны казалось, что мужчина подбадривает несмышленого маленького песика. На самом деле Максим подбадривал самого себя. Дик лежал в траве и внимательно слушал, наклоняя свою голову то в одну, то в другую сторону.
Он ничего не понимал из этого непрерывного потока слов, а просто слушал интонацию, с которой говорил человек. И радовался, что он не один. Максим замолчал и тяжело вздохнул.
Дик тут же жалобно заскулил. – Ну, ты чего это тут тоску наводишь? – тут же, отогнав от себя прочь тяжелые мысли, бодро заговорил человек. – Смотри вот лучше, что я сегодня купил.
Вот котелок, крупа пшеничная, банка тушенки, вода, а это миска тебе. Нравится? Дик подбежал к миске и тут же сунул в нее свой нос. Пусто.
Щенок недоуменно посмотрел на Максима, обиженно тявкнул, немного отошел и тут же снова улегся на траву, развернувшись к человеку спиной. Максим засмеялся. – Эй, Дик, ну ты что, обиделся? Еду-то приготовить сначала надо.
– Эх ты, морда глупая, давай лучше помогай ветки для костра собрать. Максим начал таскать сухие ветки, и Дик, забыв, что он обиделся, тут же бросился помогать. Сухие ветки весело потрескивали в пламени костра.
Вода в котелке закипела. Максим суетился, засыпая крупу, а Дик, засунув свой нос в рюкзак, усердно перебирал его содержимое. Вот песик высунул морду из рюкзака.
Как-то тоскливо посмотрел на своего нового хозяина, что стоял к нему спиной и помешивал кашу в котелке. Немного подумал, а затем его голова снова быстро нырнула в рюкзак. Еще через секунду Дик, держа что-то в зубах, быстро скрылся за близлежащими кустами.
Максим забросил тушенку, помешал ложкой. – Ну, вот и готово, сейчас поедим. – Дик, ты где? Дик! Шорох за кустами подсказывал, что Дик там, но почему-то упорно молчал.
Максим осторожно обошел кусты. Щенок старательно что-то закапывал в землю. Максим не стал пугать занятого песика, усмехнулся и тихонько вернулся к костру.
Он посмотрел на разбросанные вещи из рюкзака, снова усмехнулся и подумал. – Интересно, что ты там мог спереть? Вся еда лежит возле костра. Что же ты там нашел? Через пять минут Дик вышел из-за кустов, как ни в чем не бывало.
Выражение его морды явно говорило. – Ну, мы есть-то сегодня будем или как? – Налетай, смотри, какая каша знатная получилась, с мясом! – Поставил Максим перед щенком миску. – Под такую кашу можно и сто грамм выпить, да, Дик? Песик вертелся возле миски.
Каша была горячей. Максим полез в рюкзак, чтобы достать чекушку, но ее там не оказалось. – Ах ты негодная собачонка! Так вот, что ты зарыл! Ну ты, братец, хулиган, как я погляжу! Это же надо! А я думаю, что он там роет? И с этими словами человек пошел за кусты.
Но не успел он приступить к раскопкам, как услышал отчаянный жалобный скулеж. Максим поспешил вернуться, чтобы узнать, что там стряслось. Дик сидел, позабыв о миске, и жалобно плакал, поднимая кверху мордочку.
– Эй, ты чего, кашей обжегся? – спросил Максим, понимая, что дело здесь не в каше, здесь что-то другое. – Но что? Он подошел, присел и потрепал щенка по голове. – Ты чего, Дик? Песик с отчаянием смотрел в глаза человека, пытаясь сказать что-то очень важное.
Он тявкал, скулил, опускал голову, тычась носом в землю и прикрывая глаза лапами. Снова поднимался, с мольбой и немного сердито смотрел на своего нового хозяина. Максим опешил.
Ему было очень жалко малыша, который так старательно хотел что-то сказать. Вот только он, его новый хозяин, никак не мог понять, что. Пытаясь успокоить Дика, Максим гладил и уговаривал Песика.
Обещал, что все будет хорошо. Подсовывал миску с уже остывшей кашей и совсем позабыл о закопанной чекушке. Дик немного успокоился и начал нерешительно есть, все время с тревогой поглядывая на человека.
Ешь, ешь, отличная каша, подбадривал Песика Максим, демонстративно засовывая ложку с кашей в рот. Ой, вкусно! Ешь быстрее, а то совсем остынет. Когда с едой было покончено, они улеглись возле тлеющих углей догоревшего костра…
И в скорости Максим услышал, как Дик размеренно засопел, уткнувшись своим мокрым носом ему в шею. Солнце еще только собиралось вынырнуть за горизонт, а человек и собака уже проснулись. Поеживаясь от утренней прохлады, Максим решительно сбросил одежду и окунулся в теплую воду реки, которая не успела еще остыть со вчерашнего дня.
Он плыл, думая о том, что денег осталось не так уж и много, и что хорошо бы найти где-то хоть какую-то подработку. Дик бегал по берегу, пристально наблюдая за своим хозяином и весело тявкая, когда тот откликал его из воды и махал рукой. Вдруг Песик увидел, что голова человека скрылась в воде.
Как ни вглядывался щенок, как ни тявкал, голова не появлялась. Перепуганный Дик смело бросился в воду и поплыл, неуклюже барахтая своими маленькими лапками в том направлении, где хозяин махал ему рукой в последний раз. Он был еще слишком мал для плавания и в скорости начал тонуть, но, несмотря на это, Дик отчаянно продолжал плыть вперед.
Максим вынырнул из воды, весело отфыркиваясь. «Видал, как я умею, Дик!», — крикнул он, оборачиваясь к берегу. «Дик, ты где? Дик!», — звал Максим, но щенка на берегу не было.
Вдруг в утренней тишине раздался звук, похожий на всхлип. Мужчина тут же посмотрел в том направлении. В 20 метрах он различил какое-то странное волнение воды.
Маленький Дик, захлебываясь, держался на поверхности из последних сил. Сильная рука подхватила полу-живого песика в последний момент перед тем, когда его нос навсегда должен был скрыться под водой. Максим прижимал к себе мокрого щенка все время повторяя.
«Ну, ты что, Дик, ты что? Ты думал, я утонул?» «Глупышка! Спасать меня бросился!», — а Дик счастливо повизгивал, облизывая капли воды с лица своего хозяина. Что-то больно сдавило грудь, и Максим, уткнувшись лицом в мокрое тельце собаки, вдруг заплакал. Он плакал от того, что в этом суровом и жестоком мире есть живое существо, которому он нужен.
И теперь, когда он это знал, Максим вдруг поверил, что все у них с Диком получится, и жизнь обязательно наладится. Позавтракав вчерашней кашей, Максим неспеша паковал вещи в рюкзак. Рядом крутился и весело тыкался носом обсохший возле костра Дик.
В последний момент перед тем, как двинуться в путь, мужчина вспомнил о чекушке, зарытой вчера вечером Диком. «Надо забрать!», — подумал Максим и направился за кусты. Щенок бежал рядом, весело подпрыгивая и виляя хвостиком.
«Ах ты, поросенок!», — вскрикнул удивленный человек, глядя на пустую ямку. «Перепрятал!», — строго посмотрел он на песика. «О чем это ты?», — недоуменно смотрела мохнатая морда честными глазами, склонив голову на бок.
«Я о чекушке, которую ты вчера здесь зарыл. Где она? Отвечай немедленно, маленький воришка!». «Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь», — склонилась морда в другую сторону.
Максим еще немного посмотрел в эти честные щенячьи глаза и вдруг подумал, откуда этот маленький щенок может знать о водке. Да еще так хорошо, что из всех вещей в его рюкзаке утащил именно чекушку. А как он оказался здесь, в лесу, совсем далеко от человеческого жилья? А еще вспомнил Максим, как вчера вечером плакал дик, когда он пошел за кусты, намереваясь откопать бутылку.
Наверное, его прежние хозяева сильно злоупотребляли спиртным, и малышу от них порядочно доставалось. Мелькнула мысль. «Так вот, что ты вчера хотел мне сказать», — присел Максим на корточке, внимательно глядя в глаза собаки.
Дик вопросительно робко смотрел в глаза человеку. Ему так хотелось, чтобы новый хозяин его понял и выполнил просьбу не пить спиртное, что даже кончик языка высунулся сам собою. «А ведь ты прав, дружище.
Сколько бед от нее, проклятый», — с горечью произнес Максим и тяжело вздохнул. «Спрятал и молодец. Пойдем».
И они пошли навстречу утреннему солнцу, что так щедро дарило свое тепло всему живому на земле. С каждым часом солнце поднималось все выше, слепило глаза. Но человек и собака продолжали идти.
Теперь они твердо знали, что все у них получится. Говорят, что человеку посылается столько испытаний, сколько он может выдержать. Может, это и так.
Ибо когда на четвертый день путешествия Максим с Диком подошли к магазину в очередном селе, в кошельке было совсем пусто. В магазин как раз привезли хлеб, поэтому народу было много. «Ну, Дик», — сказал Максим щенку, — «ты полежи здесь пока на травке, а я зайду вовнутрь, попытаюсь счастья.
Оно нам с тобой очень сегодня необходимо». Песик послушно улегся на травку. «Пожелай мне удачи», — присел Максим на корточке и потрепал щенка за ушком, а затем поднялся и решительно вошел в магазин.
Дик лежал и с надеждой смотрел на дверь. Он будто понимал, в каком печальном положении сейчас находится вместе со своим хозяином. И желал человеку удачи всеми фибрами своей маленькой души.
Все было так же, как и в последние три дня. Максим предлагал людям помощь в любом деле. Сейчас, как никогда, он был согласен на все.
Но народ, повыспрашивав, что он умеет, думал, вздыхал, что-то прикидывал, а потом качал головой. «Оно, может, и надо бы, но пока обойдемся». «Эй, ты!» — тронул Максима за плечо хорошо одетый, ухоженный мужчина.
По всему было видно, что он не из местных, скорее городской. «Отойдем?» Они вышли из магазина. «Я в городе живу.
Сюда заехал стариков своих проведать. Поэтому, как работник, ты меня не интересуешь. А вот щенок у тебя, я вижу, породистый.
Откуда это у тебя, интересно, он?» «Не твое дело», — ответил Максим. «Чего хотел-то?» «Ты не ерепенься, я вижу, что ты за птица. И щенок этот наверняка краденый, а сам ты на бабах.
Я куплю у тебя эту собаку. Конечно, не за те деньги, что она стоит, но тебе на бухло хватит. Ну что, по рукам?» «Пошел ты!» — презрительно бросил Максим.
«Дик, пойдем!» Услышав зов хозяина, щенок радостно бросился к Максиму, который, повинуясь какому-то внутреннему порыву, подхватил песика на руки, прижал к себе и быстро зашагал прочь. «Дурак!» — неслось ему вслед. «Сам сгинешь и собаку загубишь».
Баба Настя, что сидела на лавочке возле магазина и наблюдала всю эту картину, подозвала к себе одного из пацанов, которые играли рядом, дожидаясь своих мамок. Тихо что-то сказала на ухо и, не спеша, направилась к дому. «Дяденька! Дяденька! Постойте!» — догнал мальчишка Максима с Диком.
«Ну, чего тебе?» — сердито спросил Максим. «Там баба Настя просила вам сказать, что для вас работа есть, только денег у бабки нету. Она сказала, за харчи, если согласны», — выпалил мальчишка.
«Ну что, Дик?» — посмотрел Максим в довольную морду песика. «Выбирать нам с тобой не из чего. За харчи, так за харчи».
Дик ободряюще лизнул хозяина в нос. Максим улыбнулся, и они зашагали за мальчишкой. Баба Настя была уже очень старой, давно жила одна после смерти мужа.
Детишек у них не было, знать не судьба. Ее хозяйство, включая сам дом, буквально разваливалось. По-хорошему, здесь надо было все сломать и выстроить заново.
Максим только присвистнул и спросил. «С чего начинать-то?» Как ни странно, но баба Настя закомандовала начинать с забора. На все доводы Максима, что лучше начать с дома, старушка решительно отвечала.
«А я тебе говорю, начинай с забора. Там в сарайчике доски есть. Какие-никакие, а все ж получше будут.
Как следует забор подлатать надо, покрасить. Завтра пойду в магазин, краску куплю». «Хозяин-барин», — ответил Максим, пожав плечами, и принялся за забор.
Закипела работа. Максим старался, делал на совесть. Баба Настя кормила и его, и Дика хорошо.
Можно даже сказать, баловала. Всегда у нее помимо основной еды, то варенички с ягодой, то пирожки. «Поели, а теперь закусить надо», — приговаривала старушка, ставя на стол угощение…
Дику здесь очень даже нравилось. И просторный двор, заросший высокой травой, и постоянно полная миска вкусной еды, и сама старушка, что частенько ласково трепала его за ушами и что-то рассказывала, улыбаясь. Вот только старый облезлый кот Васька, что проживал в доме, ужас, как невзлюбил песика, и Дику частенько от него доставалось.
Спустя несколько дней практически заново сделанный забор весело блестел в лучах солнца своей зеленой краской, ярко выделяясь на всей улице и притягивая взгляды односельчан. Очень довольная баба Настя на вопрос Максима о починке дома вдруг объявила, что сегодня выходной, и с утра пораньше отправилась к магазину. При этом вся она была в каком-то непонятном радостном возбуждении, и то и дело хитро поглядывала на своего работника.
Когда старушка ушла, Максим, глядя на песика, который старательно грыз вчерашнюю косточку, думал о том, что же делать дальше. То, что старушка их приютила и кормит, это, конечно же, здорово, это им повезло, но… Но надо думать, как жить дальше, не будут же они вечно сидеть здесь, нужны деньги. Ну что, Дик, что будем делать? с тоской в голосе произнес Максим.
Пес оставил косточку и радостно подбежал к хозяину, виляя хвостиком. Что делать? Конечно же, играть! весело сияла маленькая морда. Максим засмеялся, потрепал Дика по голове и повалил на траву.
Догоняй! С радостным визгом щенок носился по всему двору за своим хозяином. А в это же самое время баба Настя сидела на лавочке возле магазина, делая вид, что отдыхает, а сама, как бы между делом, расхваливала своего работника направо и налево. Так может, он и мне забор поправит, робко спросила Светка, у которой муж пил не просыхая, а то уже перед людьми стыдно.
Может и поправит, если заплатишь как положено, молвила баба Настя и тут же быстро добавила. Хотя нет, у меня у самой работы полно, некогда ему. Опоздала ты, Светка, когда человек в магазине работу спрашивал, тебе не надо было.
Так я ж думала, он проходимец какой, еще обворует. Ну, баба Настя, уступи на пару деньков, пусть забор мне поправит, я хорошо заплачу. Вон у тебя забор какой, за такую красоту и не жалко.
Хорошо это сколько, поджала губы старушка. Светка назвала сумму. Некогда мне тут с тобой рассиживаться и пустые разговоры вести, рассердилась баба Настя и начала подниматься со скамьи.
Ладно, ладно, схватила ее Светка за руку, заплачу. И она назвала другую цифру, почти вдвое больше первоначальной. Но не знаю, протянула баба Настя, вновь усаживаясь на скамью.
Ты же знаешь, сколько у меня у самой работы. Ну ладно, уступлю тебе на пару дней, но ежели обманешь потом, смотри, Светка, на всю деревню ославлю. Да что ты, баба Настя, я ж сказала.
Ладно, может, уговорю Максима, жди завтра с утра. А нет, извини, раньше думать надо было. К обеду, сияющая как новая копейка, баба Настя вернулась во двор.
Когда Максим заговорил о ремонте дома, старушка замахала на него руками и сказала, что пора обедать. А за чаем торжественно сообщила, что Светке забор надо починить. Светка деньгами заплатит, я уже договорилась.
Вот спасибо, обрадовался Максим, а дом я вам починю, вы не волнуйтесь. Я тут прикинул, а я и не волнуюсь, перебила его баба Настя. Ты вот что, Максим, там у Светки, я знаю, еще и сарай разваливается.
Она за него точно потом просить будет. Ты ж смотри, за сарай отдельная плата. А то люди, они такие, им бы все даром, а тебе деньги нужны.
Ты на их жалостливые лица не смотри. У кого нет денег, тот тебя просить не станет. И старушка подробно рассказала Максиму о примерных расценках за разные работы.
Вечером, сидя во дворе с Диком, Максим рассказывал песику о том, что, кажется, удача им немножко улыбнулась. А баба Настя радостно потирала руки у себя в комнатке. Ну, теперь дело пойдет, думала старушка.
Светка ж первая балаболка на селе, всем разнесет. И начнут люди нанимать моего постояльца. Жалко его, хороший он человек.
Эх, судьба! Все случилось, как и предсказывала баба Настя. Люди, увидев работу Максима, потянулись. Ведь летом в селе работы непочатый край.
Максим брался за любое дело. И каждый раз, приходя к бабе Насте, жил он с Диком по-прежнему у нее в доме. Клал на стол заработанные деньги и говорил.
Вот, сегодня заработал, возьмите себе на хозяйство сколько надо. Старушка пересчитывала деньги, подробно расспрашивала о работе, а затем, удовлетворенно хмыкнув, брала несколько купюр со словами. Этого хватит.
Остальную сумму возвращала своему постояльцу. Максим приободрился, повеселел. Играя вечером с Диком, он часто говорил.
Ничего, Дик, вот поднакопим деньжат за лето, а там, глядишь, и какая другая работа отыщется, постоянная. Главное, не унывать. Правда, Дик? Тяв, тяв, звонко отвечал песик, что означало, правда, правда.
Надо сказать, что с тех пор, как щенок встретил Максима, он не сомневался, что все идет правильно и хорошо в их жизни. У Дика теперь был свой двор с такой густой и мягкой травой, на которой так приятно было качаться. Всегда была еда и вода, никто его не бил, не запирал в темной маленькой комнатке, не тыкал мордой в лужи.
А еще у него был новенький ошейник и поводок, которыми маленький песик очень гордился. Еще бы, теперь Дик был не просто собакой, а собакой с хозяином. Он каждый день очень важно вышагивал с Максимом на работу и чинно сидел там, где его, со словами «Дик, сидеть!», оставлял человек.
Когда рядом находился кто-то посторонний, нос щенка непроизвольно поднимался кверху, ушки торчали как свечки, тело неподвижно замирало, и только маленькие глазки косили по сторонам, наблюдая, все ли оценили его благородную осанку и важность. Каждый вечер Максим занимался с Диком, обучая разным командам, и просто играл. Этот щенок был необходим ему, как воздух.
Глядя в эти маленькие преданные и любящие глаза, Максим постепенно оттаивал душой, прощая миру те обиды и ту несправедливость, которые преподнесла ему жизнь. Но самое главное, этот щенок дарил ему чувство нужности и ценности собственной жизни, вселял в него уверенность в завтрашнем дне. Точно так же и Дику был необходим этот большой и сильный человек.
Песика иногда по ночам все еще мучили кошмары прошлой жизни. После такой ночи Дик обычно тихонько лежал в сторонке, поглядывая на Максима робким вопросительным взглядом. Ему очень хотелось услышать, что он хороший.
И Максим, видя такое состояние щенка, интуитивно подходил к нему, гладил по голове и приговаривал. Ты хороший песик, ты очень хороший песик, ты самый лучший песик в мире, и ты мой единственный друг. После таких слов Дик тут же вскакивал и страстно облизывал своим языком лицо хозяина, как будто хотел сказать, ты можешь рассчитывать на меня, потому что я никогда тебя не предам.
И сам не зная почему, Максим в эти минуты бормотал тихонько. Я знаю, Дик, знаю. Заканчивался сентябрь, заканчивались и работы на селе.
У Максима была уже собрана приличная сумма денег, но вот найти постоянную работу так пока и не удалось. В селах все места были нарасхват, а в городе, куда мужчина исправно ездил каждую неделю, его не хотели брать из-за судимости. Никого не интересовало, за что он сидел.
Главное, что сидел. Тем более в желающих работать город недостатка не испытывал. Дик подрос, превратившись из маленького щенка в красивого песика-подростка, очень умного и сообразительного.
Теперь ему уже не страшен был облезлый кот Васька, что так донимал его в начале лета. Да и сам Васька перестал нападать на Дика. И если эти двое так и не стали друзьями, то и врагами уже не были.
Если и существуют в мире высшие силы, которые руководят нашей судьбой, то, наверное, они решили, что Максим достойно прошел первое испытание. Ибо как-то в начале октября к бабе Насте зашел односельчанин Николай. Николаю было уже под 70.
Жил он на другом конце села и особой дружбы с Настей не водил. «Какими судьбами, Коля, тебя ко мне занесло? – удивленно спросила старушка. – Поговорить хотел о твоем постояльце.
Что ты можешь про него сказать? – А что мне про него говорить? Не повезло ему в жизни. А так, человек он работящий, совестливый. – А тебе зачем? – Сдавать я стал.
Силы уже не те. Уйти хочу с работы. Николай работал сторожем на базе отдыха, что была расположена на берегу реки, километрах в 15 от села.
– Вот место свое, хочу Максиму уступить. – Оно, конечно, не то, чтобы уж и доходное, но все ж стабильное. Баба Настя вначале очень обрадовалась, а потом погрустнела.
– А возьмут его туда? Он же ж, ну сам знаешь, в тюрьме был. – Так я похлопочу, поручусь за него. И потом, не больно-то много охочих найдется зимой там в одиночку куковать? Когда на следующий день Николай с Максимом и Диком подошли к владельцу базы, тот долго колебался, брать или не брать такого нового сторожа.
С одной стороны, мужик молодой, крепкий, не то что Николай, который последних пару лет сторожем был уже никудышним. Но с другой стороны, Николай проверенный, надежный, а этот сидел. Колеблющуюся чашу весов склонил Дик.
Глядя на него, владелец базы подумал – это тебе не какая-то шавка подзаборная, это собака серьезная. Да и вряд ли у плохого человека такая собака будет, вон как преданно на своего хозяина поглядывает. Попробуй я сейчас толкнуть его, вмиг разорвет.
И договор был заключен. Баба Настя аж светилась от радости за своего постояльца, пирогов на прощание напекла. Максим, собирая свои скромные пожитки, тоже радовался.
Вот только мысль о том, что за все это время в итоге он кроме забора так ничего больше старушке толком и не починил, нехорошо скребла душу. Они сидели за старым, но крепким дубовым столом и пили чай с пирогами. – Ничего, Максим, все потихоньку наладится, – улыбалась баба Настя.
Она помолчала, украдкой поглядывая на своего постояльца, а затем сказала – А ты вроде как и не рад? – Да рад я, баба Настя, еще как рад, – тяжело вздыхая ответил Максим. – Вот только дом я вам так и не поправил, и сарай тоже. Только и сделал, что забор.
– И-и-и! – протянула старушка и махнула рукой. – Нашел, об чем печалиться. Я вот что тебе скажу…
Если бы мне это надо было, то все б ты сделал, а мне не надо этого. Старая я уже совсем, не знаю, доживу ли до весны. Зачем мне эти сараи? А дом я не хотела, чтобы ты трогал.
Этот дом еще мы с мужем строили. Тут каждый гвоздик, каждая досточка, память моя о нем и нашей молодости. Не хотела я, чтобы кто-то все это рушил.
Он хоть и старый, но до моей смерти еще достоит. Умереть хочу в нем, чтобы все нерушимо было. Мне и забор новый вовсе не нужен был.
Это я закомандовала, чтобы людям тебя показать. Помочь тебе хотела. Видишь, и все у меня получилось.
Так что не печалься об этом, не стоит. Они помолчали. – Баба Настя, тут недалеко, всего пятнадцать километров.
Мы будем навещать вас с Диком, если вы, конечно, не против. – Будет желание, приходите, я рада буду. А не будет, не обижусь.
Ваше дело молодое, может, и времени не будет. – Спасибо вам, Баба Настя, за все. Мы с Диком непременно будем приходить.
Максим закинул на плечи рюкзак, пристегнул к ошейнику поводок и вышел с Диком за калитку. Самые тяжелые первые месяцы неизвестности и сомнений были прожиты. И теперь человек и собака уверенно шагали навстречу своей дальнейшей жизни.
А Баба Настя стояла у забора и еще долго махала им вслед рукой. Прошло два года. Все это время Максим с Диком жили на базе отдыха у реки.
База была летней. Два десятка небольших деревянных домиков, разбросанные по лесу на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы создать иллюзию уединения с природой. Минимальные необходимые удобства.
Деревянные лодки и катамараны на прокат. Капитальных строений из кирпича здесь было только два. Одно представляло собой сооружение, что соединяло в себе комнату управляющего, комнату с постельным бельем и матрасами, а также склад, где хранились лодки и прочая утварь.
А вторым был небольшой домик с печкой для сторожей, где и проживал Максим. Обычно жизнь здесь бурлила с середины апреля до начала октября. Остальное время года было тихо и безлюдно.
Правда, встречались любители отдохнуть на природе и в снежную зиму. Но таких было мало, и пяти электрообогревателей, что были на хозяйстве, вполне хватало. Штат работников был минимальный.
Управляющий – две пожилые женщины, что убирали в домиках и следили за постелями. Электрик да сторож. Летом Максим следил за порядком на территории базы и выдавал на прокат плавсредства.
А с осени и до весны он оставался на базе один и отвечал за сохранность всего имущества, ну и принимал редких отдыхающих. В ту первую зиму, когда Максим с Диком жили на базе, они были очень счастливы. Максим был счастлив от того, что перестал быть непрекаянным осенним листиком, гонимым по жизни беспощадным ветром.
И теперь у него была, пусть и не престижная, но своя ниша в человеческом обществе. Права была баба Настя, когда говорила, что все потихоньку наладится. К тому же его первое желание на свободе сбылось.
Теперь он жил на берегу этой прекрасной реки в маленьком домике, ловил рыбу, размышлял о жизни. А главное, он был предоставлен самому себе, потому что влиться в человеческое общество с его правилами и проблемами Максим пока что был не готов. А Дик был счастлив от того, что был счастлив его хозяин.
Собаки очень тонко чувствуют внутренний мир и настроение своего человека. Кроме того, уже не надо было часами просиживать в ожидании и вести себя прилично, когда его хозяин работал на чужом подворье. Здесь была свобода.
Как приятно было носиться по траве и рыться носом в опавших листьях, от которых исходил какой-то особенно приятный запах. А мчаться по прибрежной кромке реки во весь дух, что аж ветер свистел в ушах. И хотя на улице сильно похолодало, это никак не мешало Дику резвиться.
Скорее даже наоборот, свежий морозный воздух придавал псу еще больше азарт. Однажды, когда ночью ветер разгулялся так, что, казалось, хотел повалить их уютный теплый домик с весело потрескивающими дровами в печке, Дик уловил своим черным носом какой-то до этого неведомый ему запах, что просачивался через щели в окне и двери. Из-за этого нового запаха Дик не спал практически всю ночь.
Его сердце бешено гнало кровь по телу в предчувствии чего-то абсолютно нового и неизвестного. Пес периодически тихонько поскуливал в своем уголке у печки, не в силах сдержать непонятные эмоции, что рвались из груди. Под утро ветер стих, и его хозяин наконец-то открыл дверь.
Дик, который еще секунду назад готов был вылететь за порог, замер в проеме, широко открыв глаза от изумления. Мир полностью изменился за ночь, и дело было не только в том, что теперь все вокруг, включая деревья и кусты, было белым. Исчезли все знакомые запахи.
Теперь мир пах тем воздухом, что просачивался ночью через щели, не давая Дику покоя. Ну, что же ты, Дик, вперед! Смотри, сколько снега навалило за ночь! Красотища! И с этими словами его хозяин выбежал на улицу, оглашая безмолвное пространство громкими криками восторга. Дик осторожно сунул свой нос в снег.
В жизни собак обоняние имеет первостепенное значение. Оно лучше человеческого в 48 раз. Нос собаки способен различать до двух миллионов запахов и успешно сравнить его с картотекой уже имеющихся в памяти.
Но странное дело, сам снег ничем не пах. Пес недоуменно поднял голову, потянул носом. Неизвестный запах, мы называем его запахом снега, снова заполнил сознание.
Но повторная попытка зарыться носом в снег дала первоначальный результат. Сам снег не пах. Неизвестно, сколько бы еще так стоял Дик на пороге домика, засовывая свой нос в снег, ибо Максим, смеясь, вытащил пса наружу и повалил.
Они боролись и кувыркались в снегу, громко смеясь и лая от переполнявших их сердца эмоций. И если бы в тот момент их мог бы видеть кто-то со стороны, то непременно бы подумал, что именно так выглядит счастье. Максим дергал за ветки деревья, осыпая собаку снегом, бросал снежки, а Дик сходил с ума от восторга.
В тот день пёс даже ел с бешеной скоростью, а то вдруг снег исчезнет, пока он будет тут не спеша чавкать. Только ближе к вечеру, неоднократно отбежав всю территорию, вырыв несколько нор в снегу, Дик, обессиленный, зашел в дом, с аппетитом навернул миску каши и тут же уснул. В ту снежную зиму Максим купил себе лыжи и вместе с Диком раз в неделю ходил в деревню проведать бабу Настю и прикупить продукты…
Пёс очень любил эти походы. Он мчался по нетронутому чистому снегу, как ветер, быстрый, сильный и свободный. С начала весны Максим уже с нетерпением ожидал открытия сезона.
Морально он был готов встретиться с людьми и теперь, как никогда раньше, жаждал общения, настроив в голове самых различных планов, начиная от совсем простеньких и заканчивая невероятными и грандиозными. Отрезвления и разочарования пришли очень быстро. То первое лето вообще было богато скверными событиями.
Однажды ранним утром, когда Максим открыл один из домиков, чтобы Клавдия Сергеевна могла сменить белье и прибраться после очередных постояльцев, которые уехали накануне поздно вечером, оттуда с визгом выскочила небольшая белая собачка. Жалобно скуля, собачонка принялась отчаянно носиться по огромной территории базы в поисках своих хозяев. «Как же они могли забыть собаку!» – удивленно воскликнул Максим.
Ведь мужчина, отдавая мне ключи, еще сказал «Ну, кажется, ничего не забыли». Улыбнулся и помахал рукой из машины. «Вот гляжу я на тебя, Максим, и удивляюсь.
Тебе ж уже далеко не пятнадцать-двадцать лет, и на дурака ты не похож», – покачала головой Клавдия Сергеевна. «Забыли, как же! Оставили они намеренно эту собачонку!» «Зачем оставили?» – непонимающе смотрел на женщину Максим. «Да затем, что надоела она им, избавиться решили.
Эти еще сердобольные попались, просто заперли и уехали. Тут на реке и в лесу иногда такого насмотришься, что спать по ночам не можешь». А белая собачка еще долго носилась по территории, подбегая к каждому домику и нюхая воздух.
Под конец дня она окончательно выбилась из сил и упала на траву возле того домика, в котором неделю жила вместе со своими хозяевами, а сейчас там почему-то были совсем чужие люди. «Эй, мужик, это ваша собака? Там возле нашего домика лежит. Забери!» – подошел к Максиму парень из вновь прибывших, что заселились в этот злополучный дом.
Максим молча пошел следом за парнем. Собака лежала на траве, открыв рот, и тяжело дышала. Когда Максим подошел, она подняла свою морду с прижатыми ушами и посмотрела на человека.
Собачьи глаза были наполнены болью и отчаянием, а шерсть под ними была вся мокрая. Мужчина присел и погладил несчастное животное по голове, а затем взял на руки и понес к своему домику. Собачка не сопротивлялась, у нее просто уже на это не было сил.
Несколько дней человек и собака надеялись вместе, что это какое-то ужасное недоразумение, и ее хозяева обязательно вернутся за ней и заберут. Потом надеялась уже только собака. Белка, так назвал ее Максим, с горящими глазами, полными надежды, бежала к каждой новой машине, въезжающей на территорию, а спустя некоторое время возвращалась, понуро опустив голову и волоча хвост.
На все попытки дико подружиться, Белка никак не реагировала. Ей было не до этого. Она ждала.
Ближе к концу лета Максим увидел, что означали слова Клавдии Сергеевны. «Тут на реке и в лесу иногда такого насмотришься, что спать по ночам не можешь». Как-то на рассвете Максим ушел по берегу реки за пределы базы, чтобы наловить рыбы, пока все отдыхающие спят.
Уж больно ухи захотелось. Отойдя километра на полтора, он удобно расположился и закинул удочку. Дик, как обычно, побежал дальше по берегу.
Не любил пес рыбалку, слишком скучно. А минут через десять раздался тревожный призывный лай. Мужчина тут же поспешил на зов друга.
Дик, стоя в воде, пытался вытащить на берег железную клетку, в которой находился полуживой пес. Освобожденный из клетки пес не скулил. Он просто стоял и дрожал, а в его не мигающем взгляде была сосредоточена боль всего мира.
Несколькими часами позже городской ветеринар скажет, что собака, в принципе, здорова, только уже старая, ей около двенадцати-тринадцати лет. В ту ночь Максим с Диком не спали. Они сидели на берегу реки и молча смотрели на полную луну, что освещала окружающее пространство своим мертвым светом.
На душе у обоих было тяжело и гадостно. Максиму было почему-то очень стыдно перед Диком. Стыдно за весь род человеческий.
Несчастного песика Максим назвал Тобиком. Первое время Тобик отказывался от еды. Он все время лежал на одном месте, положив свою голову на передние лапки.
Его широко открытые глаза ничего не выражали. Иногда казалось, что они неживые. То, что с ним произошло, не укладывалось в маленькой собачьей голове, и он не знал, как теперь жить дальше.
Его тельце постоянно дрожало, хоть Максим всегда клал Тобика на солнце. То ли ему действительно было холодно, то ли это мерзла собачья душа внутри. Этого уже никто и никогда не узнает.
Только когда спустя несколько дней Клавдия Сергеевна, которая уже не в силах была смотреть на несчастную собаку, сшила из своей старой шерстяной кофты что-то наподобие жилетки и одела на песика, дрожь Тобика сразу прекратилась. Он медленно поднялся на свои ослабевшие лапки и впервые после спасения посмотрел на окружающий его мир осмысленным взглядом. Максим тут же поставил перед Тобиком миску с едой.
Песик долго смотрел в миску, а затем начал медленно есть. — Поверил, — прошептала Клавдия Сергеевна, утирая слезы и толкнув локтем Максима в бок. Он снова поверил людям.
Впоследствии Тобик очень подружился с Белкой, которая все это время категорически отвергала подобные попытки со стороны Дика, но как-то сразу прониклась симпатии к старичку в жилетке. Может, она почувствовала в душе Тобика ту же боль, что жила в ней, и это их сблизило. Теперь они всюду были вместе.
Конечно, Тобик уже не мог так быстро бегать, как его белоснежная подружка, но Белка, увидев, что он отстает, всегда останавливалась и поджидала, призывно помахивая своим пышным хвостиком. А к началу осени эти двое въехали в новенькую просторную будку, больше похожую на маленький домик с большим навесом у входа, который заботливо сколотил для них Максим. Да, то прошлогоднее лето внесло свои коррективы в радужные планы Максима, а точнее, оно зачеркнуло все те мысли и мечты, что возникли у человека за долгую зиму…
Насмотревшись на поведение отдыхающих, Максиму вдруг расхотелось вливаться в жизнь общества. Вспомнились ему и показания спасенной девушки на суде, а точнее их отсутствие, поскольку потерпевшая сослалась на то, что была в шоке и ничего не помнит. Вспомнилось письмо жены, в котором она сообщала, что встретила хорошего человека.
А потом и ее приезд с уговорами отказаться от дочери, если она ему дорога, ради ее же будущего. Он не винил свою жену, понимал, что легче от этого не становилось. А Белка и Тобик, которые невольно стали ежедневным подтверждением подлости и жестокости, поставили в его решении жирную точку.
Правда, баба Настя такого решения Максима не одобряла. «Ты еще молодой, много жизни впереди, негоже от людей запираться. Люди, они ведь разные, и хороших все-таки больше, чем плохих.
Просто многие боятся проявить свою доброту», говорила старушка. «А чего ж ее бояться проявлять?» — возмущался Максим. — Ты вот проявил, и что из этого вышло? Молчишь? Вот от того и бояться.
Плату ведь не только за плохое придется нести, за хорошее тоже своя плата есть, и за равнодушие своя плата. Вот каждый человек жизнью своей и выбирает, за что платить. И еще послушай, что я тебе скажу.
Многие думают, что платить им придется на том свете, оттого и пакостничают. Мол, есть там тот свет или нет, точно никто не знает. Только ошибаются они.
Все за все заплатят на этом свете. Вот ты скажи мне, если бы ты тогда не вступился, прошел мимо, как бы ты потом жил? А может, и хорошо бы жил с женой с дочерью? Ага-ага, с женой, с дочерью возможно, а возможно и нет. Ты вот уверен, что она бы и с тобой не встретила бы того нового человека? Молчишь? Зато я тебе скажу, со страхом бы ты жил, со страхом за то, что в случае чего никто не заступится за твою жену и дочь, потому что ты сам прошел мимо.
И как бы тебе жилось, хорошо? Максим долго молчал, опустив голову, а затем сказал. Да, правы вы, баба Настя, не было бы мне покоя в душе, никогда б не было. То, что ты на людей сейчас обижен, понятно.
Знать еще время твое не пришло. У каждого события есть свое время, придет и твое. А этой весной старушки не стало.
Он пришел с Диком восьмого марта, как и год назад. Тогда он принес ее любимые мимозы, а Дик держал в зубах красную розу. Как радовалась баба Настя! Аж светилась вся.
А я думала, придете, не придете, лепетала старушка. Но на всякий случай приготовилась, чтоб не вышло, как в прошлый раз. Пришли с цветами, а у меня, кроме вчерашнего супа, и не было ничего.
Не думала, что меня старую уж кто-то поздравлять будет. Они тогда хорошо посидели. Старушка наворотила угощений, как на свадьбу.
Про все говорили, смеялись. Запомнилась Максиму, как баба Настя, поглаживая своего облезлого кота, что примостился у нее на коленях и громко мурлыкал. Вдруг стала серьезной и сказала.
Просьба у меня есть к тебе, Максим, очень важная. Когда я помру, если к тому времени мой Василий еще живой будет, не бросай его, забери к себе. Он уже такой же старый, как и я, долго тебя беспокоить не будет.
А мне спокойней будет, ежели знать буду, что кот в свои последние дни в тепле да добре был. К вечеру пустился сильный дождь со снегом, и Максим с Диком остались у бабы Насти на ночь. Его разбудил протяжный жалобный вой Дика.
— Ты что, Дик, замолчи, всех перебудишь! — зашептал Максим в темноте. Но Дик продолжал выть так, что душа выворачивалась наизнанку. Баба Настя лежала на своей кровати, глаза закрыты, на лице легкая улыбка.
Правой рукой обнимала кота, что прижался к ее плечу своей облезлой мордой. Их тела были еще теплыми. Тогда, повинуясь какому-то порыву, Максим унес тело кота в другую комнату, положил на стул и прикрыл сверху одеждой.
А когда днем односельчане снарядили бабу Настю в последний путь, улучив момент, он незаметно положил в ноги старушки ее любимого кота Ваську, аккуратно поправив ткань, покрывающую тело. И пусть не положено было класть в гроб к человеку животное, но Максиму что-то подсказывало, что в данном случае это было правильно. Ночью ему приснилась баба Настя.
Она стояла и улыбалась, глядя на своего ненаглядного Ваську, который восседал на руках и терся головой о ее плечо. Их силуэты начали медленно удаляться, пока не превратились в маленькую черную точку и не исчезли совсем. А в конце мая, когда Максим ставил на могилу бабы Насти крест и оградку, он узнал от людей села, что старушка составила завещание, по которому ее дом, двор и тридцать соток земли переходили ему, поскольку других родственников у бабы Насти уже не было.
Это лето стремительно ворвалось в жизнь Максима. Перевернув душу, оно заставило человека посмотреть на мир другими глазами. Таня с пятилетним сынишкой Ваней заселились в один из домиков в самом начале июля.
Из всей окружающей новой обстановки мальчика больше всего впечатлил Дик. Ваня буквально прирос к собаке с первых часов пребывания на базе, и Дик был совершенно не против приобрести нового друга. Так Таня с Максимом познакомились, и сначала вынуждено проводили вместе много времени, а потом уже и не вынуждено.
Тане было тридцать пять лет, она никогда не была замужем, не получилось, и в тридцать родила ребенка, как говорится, для себя. Зимой Ваня тяжело заболел пневмонией, после чего начала развиваться астма, и врачи рекомендовали Тане почаще вывозить мальчика за город на природу. Когда оплаченный срок пребывания на базе женщины с ребенком подходил к концу, Максим предложил им пожить в его небольшом домике, а в конце лета, перед самым отъездом, робко сделал Тане предложение…
Женщина ответила, что ей надо хорошо подумать, и просила ей не звонить. Она сама позвонит, когда придет к какому-то окончательному решению. Прошел сентябрь, Тане не звонило.
Наступила последняя неделя октября. Максим уже был почти уверен, что Тане не позвонит больше никогда. И правильно, тихо шептал он, сидя на берегу реки и обнимая Дика за шею.
Зачем ей бывший уголовник? Это только тебе, лохматая мордаха, все равно, сидел я или нет. Но ни Дик, ни природа не разделяли тоску Максима. Солнце ярко светило в небе, придавая разноцветной листве еще большую красоту.
Река тихо и неспешно несла свои воды к морю, а Дик блаженно щурился на солнышке, растянув свою морду в подобие улыбки. Вдруг уши пса напряглись. Дик еще несколько секунд внимательно к чему-то прислушивался, а затем вскочил и с радостным лаем побежал по дорожке, ведущей к закрытым воротам базы.
Максим нехотя поплелся следом. Кого это принесло? Летний сезон уже давно закончился. За решетчатым забором стояла Таня с сынишкой.
Мы приехали отдохнуть, пока в школе каникулы. Таня работала учительницей. И поговорить заодно.
Прости, что не звонила. У меня просто украли телефон в маршрутке в первый же день занятий, а твой номер я не запомнила. Прошло еще три года.
По свежему искрящемуся на солнце снегу бежал на лыжах Максим. Рядом с ним, стараясь не отставать, сопел Ваня. А сзади, по протаренной лыжне, их догоняла Таня вместе с Диком, который тащил за собой детские самки с маленькой девочкой, одетой в шубку и закутанной в одеяло.
Девочка весело смеялась и кричала своим тоненьким голоском. — Вперед, Дик, вперед! И Дик решительно пошел на обгон мужчины и мальчика.