Суровый сосед и его не менее суровая собака…
Ангелы-хранители всегда являются в разных обличьях
Валера — боксер. И собака у Валеры — боксер. Зовут Гвоздь. Потому что ему забить на правила. Гвоздь живет у Валеры. Иногда у Гвоздя бывает такое страшное выражение морды, что мне очевидно, что это Валера живет у Гвоздя, а не Гвоздь — у Валеры. Валера вечером гуляет с собакой.
Я вечером гуляю с детьми. Про других собачек я говорю дочке: «Смотри, Катюня, собачка ГАВ — ГАВ. Хочешь погладить?». Про Гвоздя я так не говорю. Ну нафиг.
Валера похож на своего питомца. Он суровый, как Гвоздь, только без слюней. Мы живем в одном доме, но в разных подъездах. На Пасху я пыталась с ними подружиться. Хотела угостить Валеру куличом.
Сказала ему:
— Валера, Христос Воскрес.
Валера тяжело посмотрел на меня так, как Гвоздь смотрит на любимый мяч, подранный до дыр, и ответил четко и по делу:
— Знаю. Поздравляю.
Я хотела объяснить Валере суть праздника, но не стала. Про яички, которыми над стучать друг об друга, даже не заикнулась. Валера слишком буквален и прямолинеен для этой информации.
Валера тренирует Гвоздя злобно, но по-дружески. Учит его злости. Накачивает ненавистью. Команды «Сидеть!» и «Встать!» выполняем всем двором.
— Вот мяч, Гвоздь! Мяч — это большой кожаный пузырь. И ты, Гвоздь, большой кожаный пузырь. ФАС, Гвоздь, ФАС!
Однажды мой сосед по имени Иван Васильевич делал ремонт. С 8 утра до 23 вечера. Штробил, сверлил, стучал, громыхал. Выходные его не останавливали. На проклятом острове нет календаря. Ребятня и взрослые пропадают зря.
Я позволила себе сделать замечание Ивану Васильевичу. Встретила его во дворе и попросила шуметь в установленное законом время. У меня был маленький ребенок, и я боролась за право спать по субботам хотя бы до 9. Иван Васильевич громко и визгливо объяснил мне, что я — курица, мои цыплята для него — чужие, и мои проблемы ему не интересны, а деньги в своем кармане — интересны, поэтому если я не могу потерпеть, то могу смело переезжать.
Иван Васильевич громко и унизительно кричал на меня на пяточке двора, доступном для обзора всему дому. Я растерялась от чужой наглости, выпяченной так бесстыдно, и понуро молчала. Со стороны мы выглядели как будто отец орет на дочь, которая принесла в подоле. Я отошла в сторону, присела на скамейку, готовая заплакать. Меня оглушили наглостью, а муж на работе и защитить некому.
— Хочешь, мы его накажем? — спросил Валера, внезапно возникший передо мной. У него играли желваки. Гвоздь тяжело дышал рядом, готовый к мести. Я испугалась, хотела сказать»Не надо», но Валера не стал ждать моего ответа. К Ивану Васильевичу подошла процессия из Валеры и Гвоздя. Случилась экспрессия. Иван Васильевич сразу сменил профессию. И агрессию на депрессию.
Я не знаю, что сказал ему Валера.
Может, он сказал не ему, а Гвоздю. Сказал Гвоздю, что Иван Васильевич — большой кожаный пузырь. И что фас. Не знаю, но с того момента я спала по субботам сколько хотела.
Вчера вечером мы гуляли на площадке при свете фонарей. Весь день мы были заняты, и только в девять вечера вышли на променад. Сын увлеченно бегал по площадке, сбрасывал перебродившую мальчишечью энергию. Я отвлеклась на дочь в коляске, потеряла его из виду. Вдруг я увидела, как к сыну приближается стремительная тень, и через секунду поняла: это Гвоздь. Сын бегал, чем дразнил Гвоздя, и тот бежал его наказать.
У меня от ужаса пропал голос и здравый смысл, и я бросилась наперерез вместе с младшей спасать старшего. То есть у Гвоздя могло быть сразу три кожаных пузыря: огромный, нормальный и маленький пузырик.
И тут раздался стальной голос Валеры, четкий, командный, резкий:
— СВОИ!!!!
Гвоздь врезался в это слово, прям врезался и мгновенно выстроил новый маршрут, взяв влево. Я застыла на месте. Меня обдали ужасом, и я обтекала паникой. Ко мне сзади неслышно подошёл Валера и приказал в затылок:
— В этом районе никого никогда не бойся!!! Никого. Никогда. Поняла?
Я кивнула и прошептала пересохшими губами: «Спасибо».
Ну вот. Теперь я боюсь переезжать.
Ангелы-хранители всегда являются в разных обличьях.
