Сусід приходив до паралізованої дівчини кожного дня і лягав до неї в ліжко на всю ніч. А одного дня в її будинку всі почули крики і від побаченого ПОХОЛОНУЛИ…

Ева, может быть, отделалась бы легким испугом с выкидышем в придачу, как надеялся Виталий, если бы она не упала на клумбу с цветами, но упала на бордюр головой и повредила позвоночник. Скорая мчала Еву по ночному городу. И эта гонка, в отличие от тех на пару с Виталием, была не ради драйва.

Она должна была решить ее судьбу и судьбу ее ребенка. Врачи не смогли спасти малыша. И теперь боролись только за жизнь его матери.

Еву почти полностью парализовало. Она совсем не чувствовала ног и почти не чувствовала рук. Спустя месяц мать увезла ее домой, и девушка стала узницей своей постели.

Страшная новость ждала вернувшегося из армии Арсения, который к этому времени решил, что ничего не хочет знать о Еве. Подруга его босоногого детства парализована, и врачи не дают никаких прогнозов относительно ее выздоровления. «И что врачи говорят? Что совсем ничего не обещают?» – спрашивал у деда Арсения, в очередной раз убедившись в том, что его предчувствия сбылись.

«Нет, пока ничего. Говорят, ей сначала нужно нервы подлечить. Она сама не своя.

У нее что-то с головой еще приключилось. Все мерещится ей что-то, то дышать она не может, то спать боится», – рассказывал внуку Егорч. «Прямо кричит порой от страха.

Даже я слышу». Вера жалуется, что не знает, как ее успокоить. «Эти таблетки, что доктора прописали, совсем, Евочке, не помогают.

Вот горе-то какое!» – качал головой старик. И Арсений прямо с порога, бросив рюкзак, помчался к Вере Степановне на работу. Что руководило им? То ли это была жалость? То ли последний, еще не совсем угасший уголек его большой любви, теплившаяся где-то в глубинах его преданного сердца? То ли это опять просыпался его непонятно, и ему самому дар предвидеть? А может, и спасать? «Теть Вер, здравствуйте, я уже все знаю.

Может, помочь чем? Я в столицу поеду, лекарства куплю. Только скажите, что нужно?» «Сенечка, родимый, вернулся!» Вера Степановна не могла сдержать слез. «Какие лекарства? Она и так их пачками пьет.

Вот, если бы ты пожалел ее и заходил иногда к нам, может, и отвлек бы ее от мрачных мыслей». «Я не против, теть Вера, только… Ну, как я приду, а она сама меня видеть не захочет?» «Богом тебя молю, сынок. Я уже и не знаю, как ей помочь.

Но как мне ее на ноги ставить, когда у нее сердце разбито и душа покалечена?» В тот же день, когда Вера Степановна вернулась с работы, и Арсений появился на пороге их дома, Еве снова было плохо. Приступы накатывали один за другим, и мать уже отчаялась чем-то помочь своей бедной дочери. «Сенечка, пройди, голубчик, туда, к ней в комнату.

Ева, солнышко, посмотри, кто к тебе пришел!» «Мама, я не могу дышать!» Голос Евы поразил Арсения. Он был хриплым и таким незнакомым. Перед ним лежала его Ева, но от нее прежней остались только глаза.

Девушка сильно исхудала и была бледной, как смерть. Ей было, по-видимому, совсем худо. Прямо на его глазах ее тело начало буквально подбрасывать на кровати.

Глаза закатились, а изо рта вырывались хрипы. Арсений, сам не понимая, что делает, схватил Еву в охапку. Бьющееся мелкой дружью тельце стало затихать в его сильных руках.

Приступ проходил, и Ева пришла в себя. «Мама, у меня опять галлюцинации!» – запаниковала она, увидев Арсения, но тот заговорил с ней спокойным голосом. «Все хорошо.

Это не галлюцинации. Это я. Я держу тебя. Сейчас потихоньку положу на кровать.

И если ты разрешишь, буду держать тебя за руку. Хочешь, я что-нибудь расскажу тебе?» Совсем обычным голосом, как будто бы и не было этих долгих месяцев разлуки, говорил Арсений. «У нас дома щенки появились.

У Найды, помнишь? Я тебе завтра одного принесу. Они такие смешные. А еще у моего деда воробей живет.

Он его весной отобрал у кошки, и теперь они друзья, представляешь, приятели». Знакомый с детства ласковый голос успокаивал Еву. И она не могла поверить, что вот так запросто, без лишних слов и упреков, Арсений вернулся в ее жизнь, как ни в чем не бывало.

Он стал все чаще заглядывать к ним, а когда Еву накрывало волной ужаса, во время приступа, просто ложился рядом и обнимал ее. Его тихий голос успокаивал девушку, и она лежала рядом с ним, как маленький ребенок, который не может пошевельнуться, напуганный ночными монстрами, в то время, когда его мама приходит и прогоняет их прочь. Все реже Еве становилось плохо.

Она постепенно оживала и уже сама расспрашивала Арсений о веселом воробье-хулигане, о соседской кошке-воровке, о смешных и толстеньких щенках, которые уже учились охранять двор. Она словно снова попадала в свое беззаботное детство рядом с другом, забывая о своей беде. Арсений приносил ей яблоки с той самой яблони, которые они, как скворцы, проводили целое лето когда-то, и, смеясь, рассказывал, как его дед не на шутку разругался с приятелем на рыбалке, когда тот нечаянно сломал его любимое удилище.

Ева улыбалась и чувствовала, что жизнь вновь возвращается к ней. А спустя время Арсений привел к ним домой молчаливого и с виду сурового мужичка. Это был Костоправ….