«Тьотю, заберіть мого братика, він дуже голодний» – почувши ці слова, дівчина обернулася і зомліла …

— Женька, где моя кружка?

Мальчик на радостях побежал на кухню и протянул матери грязную серую кружку.

— Возьми, мама. Вот твоя кружка.

— Ты где шлялся, паршивец? Мать себя плохо чувствует, а ему хоть бы что! – начала ворчать пьяным голосом эта женщина неопределенного возраста. 

Аня стояла в центре мрачной и заброшенной комнаты, держа на руках своего маленького ребенка. Её глаза широко раскрылись от ужаса и отчаяния, когда она осматривала эту серую, грязную квартиру. В каждом углу царил хаос и беспорядок. Пол, покрытый толстым слоем грязи, настолько был запущен, что его изначальный цвет был уже не различим. Поверх грязи лежал старый, потертый ковер, который когда-то, возможно, и был красивым, но теперь он впитал в себя весь мрак этого места.

Занавески на окнах были также в ужасном состоянии — грязные, засаленные, они едва пропускали свет, делая комнату ещё более мрачной и угнетающей. Скатерти на столах не видели стирки уже очень давно, пятна и следы жизни накопились на них, образуя картину полного запустения и небрежности.

Стены казались серыми и безжизненными, как будто они впитали в себя всю печаль и безысходность этого места. В воздухе витала плотная атмосфера антисанитарии, делая даже самое простое дыхание тяжелым испытанием. Аня почувствовала, как её сердце сжимается от боли и сочувствия к тем, кому приходилось жить в таких условиях. Она туго обняла своего малыша, пытаясь защитить его от этой душераздирающей обстановки, и в её глазах начали собираться слезы.

Посреди комнаты стоял старый, продавленный диван, на котором было свернуто неопределенного цвета постельное белье. Судя по внешнему виду мебели, она была куплена еще в 80-е. Газовая плита была завалена грязной посудой. Повсюду на кухне валялись пластиковые упаковки от готовой еды. Антисанитария была полнейшая. На полу были разбросаны бутылки из-под дешевого алкоголя. 

Возле черной от грязи раковины валялся кусочек хлеба, облепленный мухами. Тараканы беспрепятственно бегали по подоконнику, и в квартире стоял стойкий запах сырости и плесени. Аня не удивилась бы, увидев здесь и крыс, но, к счастью, их не было. Женщина, хозяйка этого хаоса, не вызывала приятных эмоций. Резкий запах немытого тела и грязной одежды ударил в нос. Она ткнула пальцем в сторону гостьи и что-то неразборчиво пробормотала сквозь пьяный туман.

Аня, чтобы разрядить обстановку, первой заговорила.

— Здравствуйте. Вы извините, что вошла без приглашения. Вы можете уделить мне всего минутку времени.

— Ты кто такая? Чего нужно? – грубо спросила женщина, слегка покачиваясь на ногах.

— Возможно, вам нужна помощь какая-то, лекарство может нужно купить?

• Да, лекарство мне сейчас не помешает – пьяно хихикнула женщина. – Там продается, за углом, в магазине. А ты сбегаешь? – с надеждой посмотрела она затуманенным взглядом в глаза Ани.

• А затем спохватилась:

— Да шучу я. Ты, наверное, из соцслужбы? Да хотя какая мне разница. Лекарство-то все равно нужно. А одолжи мне немного, не хватает. А я потом тебе как-нибудь верну. А Женька вон сбегает, ему не впервой. 

— Я одолжу, но только вначале давайте сделаю вам крепкий кофе и мы поговорим. — Девушка взглянула на грязную банку с кофе. Заварив крепкий напиток, она дала горе-матери. Взгляд женщины немного прояснился. 

— А чего это ты пришла? Обстановку разведываешь? Вынюхиваешь что-то тут? – подозрительно спросила она Анну. И тут ее внимание привлек ребенок на диване, который жалобно хныкал от голода. Женщина обрушилась с криками на старшего сына. 

— Женька, паршивец такой! Быстро уложи Игоря спать. Он разорался с самого утра, а у мамы голова болит. Измоталась вся с вами — Противным голосом воскликнула она. Аня еле себя сдерживала, чтобы не дать пощечину такой матери, чтобы пробудить привести ее в чувство. Услышав крик, малыш перестал хныкать. Наверное, уснул от голода. Взяв себя в руки, Аня тихо сказала:

— Малыш спит, не будите его, не кричите. Мне кажется, он потерял силы от голода — добавила девушка. На лице женщины появилось выражение то ли раскаяния, то ли жалости.

— Да он постоянно орет, сил моих больше нет с ними. Видишь, в каких условиях приходится жить. Это государство все виновато. Ни денег, ни работы не дает. На что я жить должна? Выживаю. На какие шиши, если я даже пособия не получаю? – риторически спросила она. 

Ане оставалось только выслушивать недовольные высказывания горе-матери. 

— Послушайте, ваши дети постоянно голодные. У вас в квартире полная антисанитария, младший ребенок нуждается в особом уходе и питании. Вы вообще в курсе, что у вас детей могут забрать органы опеки? Вас лишат родительских прав!

— Ой, да пусть забирают! Кому они нужны? Ну не со мной будут, так в детском доме пусть живут. Мне же и легче будет, никто ныть и орать круглосуточно не будет. – после сказанных слов женщина посмотрела на Аню и добавила – Ты, видно, при деньгах. Серьги золотые, цепочка на тебе. Пальто модное. А у меня ничего нет. Были одни серьги золотые – и те Игорька отец пропил. Ребенка мне заделал и удрал. А Женькиного отца я и вовсе не помню, даже не знаю, от кого его родила. Так что алиментов мне не с кого требовать. 

— Я могу вам помочь деньгами. Но детей ваших забрать без вашего согласия я не могу – ответила Анна. – Только подумайте хорошо, обратного пути не будет. Вы останетесь без детей. 

В ответ она увидела только равнодушие в глазах женщины и мрачное молчание. Несколько минут она думала, а затем тихо сказала: