В хуртовину, вагітна сирота дзвонила в домофон всім підряд і благала викликати «швидку… А коли побачила ХТО до неї вийшов, ледь не втратила СВІДОМІСТЬ…
Девушка опешила и переспросила «Куда пойду?» Это шутка такая? Но Фёдор более чем серьёзно ответил «В ЗАГС пойдёшь? Прямо завтра заявление подадим. Нам пару месяцев до диплома осталось, я уже работаю, со мной не пропадёшь. Веришь?» И он так на неё посмотрел, что она ему вот так взяла и поверила.
Они впрямь пошли и расписались. И больше никогда не расставались, жили душа в душу и даже не ссорились толком. Когда родился Ванька, их счастью просто не было предела, ведь он был поздним и очень любимым их ребёнком.
Мальчик рос в любви и достатке, учился в частной престижной школе и подавал большие надежды. По окончанию школы поступил в университет на экономический факультет. Казалось, жизнь давно устоялась, всё идёт как надо, своим чередом.
Тот роковой, самый чёрный день в жизни Фёдора Ивановича перечеркнул буквально всю его судьбу, испоганил, превратил в черновик. Вся семья отдыхала в загородном санатории, они часто туда ездили. Фёдор Иванович с сыном любили порыбачить на озере в тишине, а Леночка с удовольствием купалась и загорала.
И надо же было такому случиться, что именно в тот злополучный день его вызвали срочно на работу. Привезли тяжелейшего пациента, нужно было спасать жизнь. Близкие всё понимали и отпустили его с лёгким сердцем.
Ну подумаешь, завтра приедет к ним снова. Но в полночь Фёдору Ивановичу сообщили страшную новость. Именно в их домике замкнула проводка, и его жена и сын погибли в огне.
Это невероятно страшная и чудовищная смерть. Похоронить близких Фёдору помогли коллеги. Он был абсолютно невменяемым и напрочь отказывался верить, что Лены и Ванечки больше нет.
Он даже на мания прощания упрямо твердил. Нет, это не Лена. Ну вы что, издеваетесь? А Ваня? Разве это обезображенное тело может быть моим сыном? Это просто ошибка.
Сотрудники поначалу его жалели, соболезновали. Дали отпуск, чтобы он пришёл в себя. Ясно же было, оперировать он в таком состоянии просто не может.
И очень зря. Фёдор Иванович продолжал вставать ни свет ни заря, готовить овсянку на завтрак Леночке и бутерброды с ветчиной для Вани. Разговаривал с ними, будто они есть.
Потом шёл прогревать машину, сообщая Лёшке и соседу, что уже опаздывает на работу, а нужно ещё супругу в магазин отвезти и сына в университет. Тогда сосед, не выдержав этой картины, наконец-то втолковал хирургу, что нет жены и сына. Совсем нет и не будет никогда.
За этим занятием они выпили бутылку спиртного, а после Фёдор Иванович уже не мог остановиться. Только напившись до чёртиков, он мог забыться на несколько часов тревожным сном. А проснувшись, он снова бежал в супермаркет за бутылкой, чтобы выпить и заглушить страшную боль, которая его просто убивала.
Тоска по жене и сыну была настолько сильной, что он готов был вырыть могилу и лечь рядом. Умереть, лишь бы быть там, на том свете со своими. Так незаметно и скатился на дно когда-то известный кардиохирург.
Некому было помочь, поддержать, подставить дружеское плечо. С работы он рассчитался сам. Во-первых, руки тряслись, а во-вторых, он просто физически не мог переносить косых, сочувствующих взглядов и пересудов.
Пить он бросил год назад и также резко в один день, как и начал. В пьяном угаре Федору Ивановичу приснился странный сон. Леночка строго на него смотрела, за руку держала почему-то еще совсем маленького Ванечку и отчитывала его, как школьника.
— Ты что творишь, Федя? Я не за такого слабака замуж выходила. А ну прекрати немедленно. На кого ты стал похож? Опустившийся бомж, ей-богу.
И запомни, тебе есть ради кого жить, просто ты пока об этом не знаешь. Ваня в это же время плакал и просил. — Папка, не пей, пожалуйста, я тебя прошу, не надо.
Мужчина проснулся в холодном поту и подскочил на кровати, как ошпаренный. Жуткая похмелье рукой сняло. Голова вдруг стала ясной и впервые после смерти жены огляделся.
То, что он увидел, повергло его в шок. Повсюду пылища, грязища, горы засохшей немытой посуды. Он уже и до хрустального сервиза добрался по пьяному делу.
Не квартира, а свинарник. А ведь при Леночке тут все сияло и блестело. Как же он докатился до такой жизни? Уму непостижимо.
Он с опаской глянул на себя в зеркало и даже отшатнулся. Оттуда на него смотрел заросший старый алкоголик с мешками под глазами и морщинами. Куда делся былой лоск? Он перекрестился и, подняв голову, вверх прошептал.
Спасибо тебе, родная. Я все понял. Больше ни капли.
С того дня Федор больше не выпил ни грамма спиртного. Сосед, тот, с которым он и начинал свой запой, был шокирован. Как так? Вот это сила воли.
А Федор Иванович стал разгребать завалы и приводить квартиру в порядок. На это ушло почти три недели титанического труда. Он вынес горы пустых бутылок и сдал их в пункт приема стеклотары.
Долго отмывал помещение и наводил там чистоту. Наконец-то, когда все заблестело и засияло, как прежде при жизни супруги, он успокоился. Потом мужчина взялся за себя, купил новую опрятную одежду, подстригся, побрился и даже устроился на работу в супермаркет охранником.
Трудился на совесть, не ленился, коллеги его уважали. А чтобы не сойти с ума в выходные дома от тоски и одиночества, завел себя котенка. Назвал Черныш.
Питомец был просто очарование. Сам черненький, а на шее будто кто белый галстучек повязал. До того хорошенький.
Мужчина любил сидеть в кресле, дремать и гладить по шелковистой приятной шерстке питомца. Его мирное урчание успокаивало и как-то умиротворяло Федора Ивановича. Так он и жил, почти затворником, в своей квартире.
Мужчина уже ни на что не надеялся, просто доживал свой век. Здоровье сильно пошатнулось, в поликлинике ему поставили неутешительный диагноз, и Федор Иванович надеялся, что наконец-то он скоро встретится со своей женой и сыном на том свете. Но сегодняшнее происшествие вдруг вихрем ворвалось в его скучную одинокую жизнь и перевернуло в ней все.
После того, как Свету увезли в роддом, Федор Иванович встал спозаранку и поспешил к ней в общежитие, чтобы забрать сумку с вещами для нее и малыша. Еще при входе с ног сбивал ужасный запах спиртного, сигарет и жареной дешевой рыбы. Увидев его, неприятного вида пожилая женщина, у которой на лице явно читались следы бурной жизни, ехидно заметила.
Ну ничего себе! Наша сиротка что, уже на стариков перекинулась? Или у нее отец нашелся? И она громко и визгливо захохотала. Пенсионер с укоризной на нее посмотрела. Постыдились бы, Света в роддоме, вот попросила сумку ей передать.
Разве так можно о людях? Вы же тоже женщина. Соседка вмиг стала серьезной. Ой, извините, я ж не знала, пошутила просто.
Что-то рановато вроде. Погодите, вот от меня ей передайте. И она сунула старику два яблока.
Так и скажите от Лидки, она поймет. На самом деле Светка хорошая баба, только невезучая. Хотя тут особо везучие не живут, сами понимаете.
Когда он вошел в убогую холодную комнатушку и огляделся, то просто ужаснулся. Из старых окон нещадно дуло, несмотря на то, что женщина их законопатила ватой и скотчем. Дверь была хлипкой, держалась на честном слове.
И слышно было абсолютно все из общего коридора. В самой комнатке, правда, было очень чисто, убрано. Все вещи и книги разложены по местам.
Пенсионер бегло осмотрел сумку, там тоже было не густо. Все только самое необходимое для малыша, и то явно сшитое самостоятельно. В центре стола в черной рамочке стоял портрет молодого красивого парня.
Возле него стоял стакан с водкой и черный хлеб сверху. Выходит, что совсем недавно в жизни этой бедной женщины тоже случилась какая-то трагедия. Она ведь говорила что-то о том, почему была на кладбище.
Закрыв дверь на ключ, пенсионер решительно направился в магазин. И купил подгузники, бутылочки, немного одежды для малыша. А еще новую зимнюю куртку для нее и комбинезон для новорожденных красивого голубого цвета.
Он упросил медсестру, подсунув ей шоколадку, и та пропустила его в палату к Свете ненадолго. Тем более, что пока та была там одна. Женщина очень обрадовалась визиту старика и стала обнимать его, как давнего знакомого или близкого родственника.
«Здравствуйте, Федор Иванович! Спасибо вам за все еще раз! Ой, как хорошо, что вы пришли! А то я тут с Феденькой совсем заскучаю! Он у меня тьфу-тьфу, такой спокойный, спит и кушает по расписанию. Прямо чудо, а не ребенок!» Мужчина расчувствовался. «Неужели правда сына Федором назвала?» Уважила старика.
«Очень приятно! А ну дай-ка погляжу на мальца-то! Ой, щекастенький, хорошенький какой! Как сама, как здоровье! Домой-то скоро?» Света затараторила. «Все отлично!» Доктор сказал, что роды принимал настоящий профессионал. Он отругал меня, конечно, за беспечность.
Я и вправду сглупила здорово. Вырвалась, называется, на кладбище. Да в таком положении! Просто мне так плохо и тошно без Олежки.
Прямо сердце к нему рвется. Я бы жила там, на этом кладбище, лишь бы рядом с ним. И она вдруг зарыдала, так по-детски.
Слезы крупными каплями катились по щекам. Она вздрагивала своим худым тельцем. Федору Ивановичу стало ее невыносимо жаль.
Он сел на краешек ее кровати, осторожно взял за руку и стал приговаривать. «Я понимаю тебя, дочка, как никто, поверь!» Сам жену и сына потерял. Пил много, на самое дно скатился, еле выкарабкался.
Знаю, как ноет и болит все внутри. Хочется выйти кричать, бить кулаками стены и молить, чтобы небеса сжалились и вернули обратно родного человека. Ты выговорись, оно полегче станет.
Света благодарно снова на него посмотрела и тихо начала рассказ. «Понимаете, я ведь сама сирота, в детском доме росла. Чего только не натерпелась за все эти годы, врагу не пожелаешь…